Сатана никогда не смог бы войти в ученика Христова просто по своей воле. А если бы сдуру попробовал, то как вошел бы, так и вышел — Господь мигом бы освободил неповинного ученика от этого рабства. Но беда в том, что в случае Иуды — это не насильное рабство, и он вовсе не неповинен: нет никакого «раздвоения личности», нет провалов в памяти. Он в здравом уме и твердой памяти, если это безумие можно так назвать, он отдает себе отчет в каждом своем действии — и будет отдавать до самого конца.
Сочетание Иуды с сатаной абсолютно добровольно и осознанно. В любую минуту — и это очень важно! — Иуда мог остановиться, передумать, раскаяться, обратиться к Христу. Но час за часом (даже не день за днем, не было там тех дней…) он выбирает то, что предлагает ему сатана.
А предлагает сатана ему страшную месть за причиненную обиду — отправить Христа на смерть. И идея мести так безумно — в прямом смысле безумно — нравится Иуде, что, подчиняясь ей, наслаждаясь ею, он забывает все, что было хорошего в его дружбе со Христом. Это перечеркнуто, это ложь, это для него больше не существует. Наоборот, его бесит все, что напоминает о трех «потерянных» годах жизни — отныне это для него прах и пепел во рту.
Иуда прекрасно осознает, Кто есть Христос, от него, как и от прочих апостолов, это не скрыто. Но еще одна ловушка сатаны в том, что, при полном осознании того, Кто есть Иисус, Искариот на момент предательства имеет страшно перекореженное мнение о Нем. Зная, что Он — Сын Божий, Иуда принимает сатанинское представление о Нем как о враге, которому надо отомстить и от которого надо избавиться, чтобы сохранить свое собственное «я», чтобы остаться хорошим в собственных глазах.
Поэтому к первосвященникам он пойдет с четкой целью: предать Его на смерть. Тут не может быть отговорок, что он не знал или не понимал, что захотят сделать с Христом, если Он окажется у них в руках. Иисус Сам предупреждал учеников о том, что должно случиться, буквально несколько дней назад, когда шел в Иерусалим «на вольную страсть» [34]
, а они с неохотой, нога за ногу, плелись за Ним.Начальники иудейские со своей стороны объявляют Христа в розыск:
И, надо думать, не для богословских бесед в доме Каиафы.
Но зачем Иуде такая странная схема? Если действительно дело во внезапно вспыхнувшей ненависти, у которой нет иного утоления, кроме убийства, то идти для этого к первосвященникам вовсе не обязательно. От ненависти до мести путь не так уж долог, хотел бы только смерти Христа — он бы Ему просто нож под ребра сунул, уж нашел бы такую возможность. Хотя бы попытался. Тут и удовлетворенное желание смерти, тут и личная месть. Зачем впутывать в это власти?
Но тут подключается вторая после ненависти его страсть — и это действительно сребролюбие.
То, что он себе избрал — и с чем остался.
После первого, пусть и мысленного, пусть пока только внутреннего отречения-предательства в душе Иуды образуется пустота. Вместо любви ко Христу, вместо веры Ему, вместо Его Самого — ничто. И эту дыру необходимо чем-то заполнить. Новыми — без Него — ценностями, какими-то видами на будущее, которое невозможно без стартового капитала. Чем-то, что даст Иуде возможность встать на ноги после того, как он на три года считай выпал из общественной жизни. И чем-то, что даст новый смысл его собственной жизни. Гарантию того, что он и без Него что-то может, что-то стоит.
Получить подтверждение возможности своего бытия без Него.