За два дня до Пасхи
Иуда их планы рушит и рассказывает им нечто, что заставляет коэнов пойти на риск возмущения в народе, лишь бы арестовать Христа до Пасхи.
Что он им мог наплести?
Он должен был убедить и священников среди них, и политиков, в первую очередь первосвященника Иосифа Каиафу и его тестя Анну. А Каиафа намного больше политик, чем первосвященник.
Скорее всего, он, во-первых, обвиняет Иисуса в богохульстве — это не сложно, если преподнести действительно сказанные Им слова под определенным углом. И тем более если поделиться с властями Его притязаниями на Богосыновство, озвученными в апостольском кругу. Во-вторых, вероятно, предупреждает, что на Пасху намечено восстание в Иерусалиме: а восстания Каиафа боится больше всего, и кровавая каша в городе, где на праздник собирается до миллиона человек, — его ночной кошмар. Единственная возможность предотвратить такой исход — нанести упреждающий удар и арестовать смутьяна. Времени осталось мало, говорит Иуда, надо действовать решительно и быстро.
Но у нас нет свидетелей! — говорят ему коэны. И их действительно нет — потом, на рассвете в пятницу, они будут судорожно искать хоть кого-нибудь, кто убедительно выступит против Христа.
Я буду вашим свидетелем! — по всей видимости, обещает Иуда. И для коэнов это неслыханная удача: человек из Его ближайшего круга согласен и готов свидетельствовать против Него. Есть чему обрадоваться! Ради такого они даже закрывают глаза на то, что Иуда —
Такая помощь стоит тридцати сребреников.
Чтоб наблюдать все от начала до конца в первых рядах [39]
.Тайная Вечеря
Первая часть драмы позади: Иуда, один из Двенадцати, возненавидел Христа до смерти, замыслил Его погубить и замысел свой воплотил не без прибытка для себя. Впереди их последняя совместная трапеза, на которой он будет как друг и как близкий, Христос умоет ему ноги, как прочим, и подаст хлеб и вино, причащая Плотью и Кровью наравне с остальными. Но зачем это Христу?
Зачем Он допускает предателя на Вечерю, зачем разделяет с ним последние часы, которые мог бы провести в кругу по-настоящему верных друзей? Почему не ограждает от изменника святыню? Зачем допускает его к самому сердцу таинства? И не только таинства, просто — к самому Своему сердцу, в прямом, прямее быть не может, смысле.