Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы

Ведь суть сказанного кажется ясна и не слишком замысловата: Иисус называет Иуду другом, чтобы лишний раз воззвать к его совести. И вдобавок проговаривает вслух его грех, чтоб обличение было полным. Мол, друг Мой, неужели ты пришел для того, чтобы поцелуем выдать Меня врагам? «Тебе не стыдно?» не произносится, но подразумевается.

Вполне благочестивая трактовка. Но если разбираться, картина вырисовывается совсем другая.

Во-первых, фраза, звучащая просто и ясно по-русски, в греческом оригинале превращается в настоящую головоломку. С точки зрения греческой грамматики это не вопрос, не утверждение… это вообще непонятно что!

«Слова Христа Иуде после этого лобзания: ἐταῖρε ἐφ‘ ὅ πάρει… понимаются различно, — то в форме вопроса („друже, на что ты пришел?“), то в форме восклицания („друже, на какое дело ты пришел!“), то как эллиптическая форма, при подразумеваемом „твори“ („друже, на что пришел, твори“). Первое понимание не может быть принято потому, что оно несогласно с обычным греческим словоупотреблением, где в прямых вопросах никогда не стоит ὅ вместо τί; при втором понимании несправедливо ὅ отождествляется с οἶον; третье понимание представляется недостаточным по той причине, что Иуда уже совершил свое злое предательское дело, и не было нужды говорить, чтобы он его творил (в слав. перев. у св. митроп. Алексия: „друже! на неже приде, дерзай“). Принимая во внимание Лк. 22, 48 и удерживая обычную во всех изданиях Нового Завета вопросительную форму речи данного места, — лучше восполнить вопрос так: „друже! на что ты пришел (разве я не знаю)?“» ^[56].

«…некоторые понимали выражение, как восклицательное: друг, на что ты приходишь или являешься! …Наиболее представляется вероятным, что здесь просто недоговоренная речь, после которой можно было бы поставить многоточие. Смысл тот, что Иисус Христос не успел еще договорить Своих слов Иуде, как подошли воины и наложили на Христа руки» ^[57].

Начнем с последнего. То, что кажется наиболее вероятным Лопухину, мне представляется самым невозможным.

Это Христос, и каждое Его слово несет огромный смысл, и уж Кто, как не Он, отдает Себе в этом отчет? Поэтому мне, в отличие от Лопухина, очень сложно предположить, что Иисус желал что-то сказать, пытался и не смог, потому что Ему помешали. Где Ему не дают говорить, там Он молчит, а не дает Себя перебить на полуслове. Тем более что сразу же после этого Он обращается с довольно длинным увещеванием к Петру, а затем — и к стражникам, и никто Его не останавливает. Хотел бы Он что-то договорить Иуде — договорил бы.

Понимать «для чего ты пришел?» как обычный вопрос невозможно не только грамматически, но и чисто логически. Такой вопрос подразумевает, что вопросивший не знает ответа и хочет его получить. Согласитесь, это не та ситуация.

«Друже, разве Я не знаю, на что ты пришел?» — как предлагает дополнить за Христа Богдашевский? Во-первых, то же возражение, что и Лопухину: Иисус хотел бы — сказал бы полностью, во-вторых, эта фраза подразумевает некое разоблачение: Я знаю, для чего ты пришел, не пытайся скрыть это от Меня. Но… но кого тут разоблачать-то? Разве кто-то скрывает свои намерения? Укор мимо цели.

Может быть, это ироничное приглашение к действию, мол, ну раз пришел, то давай — делай то, зачем явился? Но предательство уже совершено и доведено до самого конца, а Иисус никогда не запаздывает Своими словами. Что Иуда может сделать? Поцеловать Его еще раз?

Возможно, Лопухин в другом своем предположении прав, и это риторическое восклицание: ну для чего же ты пришел?! — подразумевающее: Я-то знаю, для чего ты здесь, а вот зачем ты, друг Мой, творишь это в принципе — действительно, большой вопрос.

Риторическое вопрошание, как укор изменнику-другу. Звучит правдоподобно. На первый взгляд.

Но тут возникает еще и во-вторых.

«Друг» — это неточный перевод. Иисус сейчас произносит не то слово, которое обычно использует, говоря, например, о Лазаре или об апостолах. Их Он называет φίλος, и это слово действительно несет значение «друг». В Гефсимании же Он произносит ἐταῖρε [‘этэрэ].

И это сильно меняет дело.

Само по себе слово ἐταῖρε не значит ничего плохого. Просто это не «друг» в глубоком смысле, здесь не подразумевается особой душевной близости, это скорее «приятель». Проблема в том, что именно в Евангелии ἐταῖρε имеет исключительно негативный оттенок. Кроме Гефсимании, Христос употребляет это слово всего дважды, в притчах, и каждый раз это ироничное обращение к отрицательному персонажу. Из-за этого ἐταῖρε в Его устах несет в себе немалую долю сарказма и подразумевает ровно противоположный смысл.

В первом случае это обращение к работнику из притчи, взревновавшему, что пришедшие поработать в последний час получают ту же награду, что пришедшие поработать в первый. Хозяин его урезонивает и упрекает: