Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы

Иуда прекрасно знал как эти слова Христа, так и — будучи уроженцем иерусалимских предместий — саму долину Еннома. И вешаться он отправляется именно туда: в самое нечистое, самое смрадное место, на свалку, где круглые сутки горят и гниют кишащие червями трупы, где черный жирный дым день и ночь восходит к небу, как пародия на храмовое жертвоприношение. «Долина трупов и пепла» (Иер. 31: 40).

Прямиком в муку вечную.

Очень жестоко нужно осудить себя и свое преступление, чтобы покончить с собой в аду на земле. Это не просто суицид. Это показательная расправа над преступником, исполненная собственной рукой. И послание urbi et orbi ^[87]: я виноват, и я сам себя обрекаю не просто смерти, но вечной гибели за свою вину.

Куда яснее? Какого еще раскаяния можно требовать?!

Весь возможный человеческий суд Иуда свершает над собой сам: казнит себя как преступника и еще раньше приговора Церкви обрекает себя вечной муке.

В своем раскаянии он готов уничтожить и тело, и душу, потому что раскаяние осуждает грех в себе, а в его случае — это полное самоосуждение, не оставляющее для жизни ничего. Раскаяние — убийство той части в себе, которая оказалась способна на грех, заражена грехом. В его случае — это душа целиком, стало быть, расплата — жизнь.

И это уже не аффект. Долина Еннома находится слишком далеко от храма, чтобы попасть туда случайно. По пути можно и передумать, а можно и удовольствоваться любым растущим у дороги деревом. Нет, это совершенно намеренный поступок человека, который твердо знает, что делает и зачем. Конечно, его гонит раскаяние, и беспредельная ненависть к себе, и желание разделаться с собой по принципу «чем хуже, тем лучше». Но не только.

Из бегства в смерть и спасения себя от боли самоубийство превращается в законную казнь лжесвидетеля, логично продолжающую его желание исполнить Закон.

Попытка спасти Христа ценой своей жизни сорвалась. Но теперь можно хотя бы самостоятельно исполнить заповедь о себе.

В Торе четко прописано, что делать с телами тех, кто проклят, осужден и казнен.

Самоубийство по Закону

Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве… проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве] (Втор. 21: 22–23).

Эту цитату в христианской традиции относят к распятию Христа — мол, это Его смерть была «проклятой», поскольку Он был повешен на дереве-кресте, Он за нас принял на Себя проклятие Закона. Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, ибо написано: проклят всяк, повешенный на дереве (Гал. 3: 13). Но это уже позднейшие толкования и переосмысления, а Второзаконие абсолютно прямолинейно. До знакомства с римлянами евреи не знали распятия как казни, и цитата изначально говорит совершенно о другом: преступника, виновного в преступлении, сначала следует убить, например закидав камнями. А затем труп повесить на дереве, как свидетельство того, что он убит за деяние, подлежащее проклятию.

У Иуды просто выбора нет. Ему приходится стать и преступником, и палачом. И проклятым, и карающим проклятого.

И это совершенно законно.

Его самоубийство — не грех

Это не богоборчество и не гордое или отчаянное отвержение милости Божьей, не бегство в петлю от Христа и даже не действие дьявола, как принято представлять его суицид в традиционных толкованиях.

«…что сам на себя надел петлю — это грех непростительный, это дело злого демона…» ^[88].

«Ему следовало прибегнуть к милосердному Христу, а он прибегает к смерти, чтобы скорее освободиться от печальной и отчаянной жизни…» ^[89].

Да, это типично христианский взгляд на произошедшее, основой которого является убеждение, что ни одно самоубийство грешника не может найти себе оправдания, а уж тем более — этого грешника.

Но с точки зрения современных Иуде заповедей и религиозно-этических взглядов он не совершает никакого порицаемого или греховного деяния.

Да, самоубийство для верующего иудея тоже было и остается под строгим запретом ^[90]. Считается, что заповедь против наложения на себя рук — одна из самых древних. «Кровь вашу с души вашей взыщу…» — говорит Господь в девятой главе Книги Бытия, и в иудаизме это всегда толковалось как однозначное табу на суицид.

Тем не менее «в раввинистической литературе есть примеры самоубийства как наказания самого себя за тяжкие проступки […] Законоучители Талмуда не осуждают подобное самоубийство» ^[91].