Вот почему я врач. Медики рассказывают о самых незабываемых моментах своей работы

Я учился Южной Африке, и в тамошней системе вы из средней школы сразу же поступаете в медицинскую школу. Так что я был очень молод, когда получил диплом – всего двадцать три года. Я несколько лет проработал в малообеспеченных сельских общинах и в результате приобрел большой практический опыт.

После переезда в Канаду я некоторое время работал семейным врачом, но потом вернулся в Южную Африку, чтобы выучиться на анестезиолога. Через четыре года, сдав выпускной экзамен, я отправился домой навестить родителей. Я вырос в крохотной деревушке под названием Баркли-Ист примерно в тысяче километров от Кейптауна. Мой отец раньше был фермером, но к тому времени уже отошел от дел, и они с мамой вели тихую деревенскую жизнь.

В первый же вечер – я как раз разговаривал с родителями – раздался телефонный звонок. Двоюродный брат моего отца все еще занимался фермой; звонила его жена, услышавшая, что я приехал. Она сказала:

– Мужу плохо. Ему очень трудно дышать. Не мог бы ты взглянуть на него?

Как я уже сказал, это был двоюродный брат моего отца. Я хорошо его знал, хотя мы давно не виделись. В дни моего детства мы были очень близки. Я ответил:

– Конечно, приду. Уже выхожу.

До фермы было, наверное, километров пять езды. Шел очень сильный дождь, но все же я добрался относительно быстро. У меня мелькнула мысль, что, возможно, у дяди аллергическая реакция. Я знал, что у него аллергия на шерсть, а в это время он как раз стриг овец. Медицинский термин для его состояния – гиперчувствительный пневмонит, воспаление легких, более известное как «фермерское легкое».

Конечно, человеку, страдающему аллергией на шерсть, неразумно разводить овец, но так он добывал средства к существованию. Он прожил на этой ферме всю свою жизнь и любил ее. Он постарался свести к минимуму контакты с шерстью, насколько мог, и нанимал стригалей для работы с овцами. Но, полагаю, он проверял их время от времени, а даже недолгий контакт мог вызвать проблемы. Семейный врач предупреждал его, советуя держаться подальше от шерсти.

Стоило мне войти и взглянуть на дядю, как я понял: дело плохо. Ему очень, очень не хватало воздуха. Сам процесс дыхания требовал серьезных усилий, которые утомляли его. Иногда дышать бывает так трудно, что вы и впрямь тратите больше кислорода в процессе, чем поступает в легкие. Дядя уже начал путаться в происходящем и не мог закончить мысль. Плохой признак. Если бы я ничего не предпринял, долго бы он не протянул. Человек, которому было всего шестьдесят три или шестьдесят четыре года, умирал.

Обратиться за помощью было не к кому. В городе работал врач, но ни с чем подобным он бы в принципе не справился. Я только что закончил учебу, и мне пришло в голову, что это как раз задача для анестезиолога. Я предложил отвезти дядю в больницу. Но, когда мы добрались туда, я увидел, что это типичная сельская больница, не получающая достаточных ресурсов. Между тем ему становилось все хуже. Легкие наполнились жидкостью. Становилось все яснее и яснее, что он не переживет эту ночь – настолько он был болен.

Единственное, чем я мог помочь, – это доставить его в маленькую операционную, дать успокоительное и ввести дыхательную трубку, чтобы воздух попал в легкие.

Я вставил трубку, но аппарата искусственной вентиляции легких в больнице не нашлось. Мне предстояло поддерживать дыхание вручную с помощью механического устройства под названием «мешок Амбу». Прикрепляешь специальный мешок к дыхательной трубке, а затем сжимаешь его, чтобы протолкнуть воздух в легкие пациента. И продолжаешь дальше эти ритмичные действия.

Пришел врач, живший неподалеку. Случай был ему не по зубам, но он сумел дозвониться в больницу Блумфонтейна. Это город с населением около полумиллиона человек, так что больница там хорошо оборудована. Все согласились, что единственный наш шанс состоит вот в чем: мы помещаем пациента в машину скорой помощи, и я «дышу за него» до самого Блумфонтейна, до которого около трех с половиной часов езды.

Местная машина скорой помощи не была оборудована для реальных чрезвычайных ситуаций. В ней были носилки – и все. Но мы положили дядю в машину, следом впрыгнула медсестра, чтобы помочь, и мы двинулись в путь. Я поставил капельницу, чтобы немного помочь сердцу, и продолжил сжимать мешок. Сжимать. Сжимать.

Где-то через час мы остановились в городке Аливал-Норт. Там нашлась маленькая больница, где тоже не было ИВЛ, но нам дали монитор, чтобы я мог внимательнее следить за состоянием пациента. До Блумфонтейна оставалось еще два с половиной часа пути. Сжимать. Сжимать.