К тому времени, как мы добрались туда (в два ночи), мне казалось, что мы провели в дороге все шесть часов. Нас ждали – дядю немедленно подключили к нормальному аппарату ИВЛ. Мы снова сели в машину скорой помощи и вернулись домой как раз к восходу солнца. Дядя провел на аппарате ИВЛ следующие четыре или пять дней. Затем воспаление легких пошло на спад, и дыхательную трубку извлекли. Он выжил.
Моя специальность подарила мне возможность спасти его жизнь, за что я благодарен. Я оказался в нужном месте в нужное время. Это невероятно. Если бы меня там не было, все действовали бы по принципу «хватай и беги»: дядю положили бы в машину скорой помощи и помчались в большую больницу. Не думаю, что он пережил бы поездку.
Я считаю, что быть врачом – это призвание и привилегия. Я твердо убежден, что мы не должны принимать это как должное. Надо не только брать у общества, но и что-то возвращать ему. На мой взгляд, врачи иногда слишком много жалуются и слишком много думают о деньгах. Но дело не только в деньгах.
Больше всего я наслаждаюсь работой, когда на мне лежит ответственность, когда передо мной встают незнакомые задачи и когда есть куда расти. Именно это я люблю в своей работе. В тот далекий день я помогал тому, кто был мне почти как отец. Но я оставался спокоен. Я следовал сценарию, который столько раз отработал за годы учебы, что и впрямь чувствовал себя спокойно и уверенно.
По сей день дядя отмечает годовщину той ночи. Когда мы видимся, он говорит: «Прошло пять лет… Прошло уже шесть лет… Прошло уже десять лет». Каждый год. Мне удалось его вытащить, и теперь ему за восемьдесят. Это был прекрасный момент – момент, который заставил меня по-настоящему гордиться тем, что я врач.
11
Падающие звезды. Аджанта Джаябаратхан
Фото предоставлено Collaborative Family Healthcare Association
Я училась на врача в Онтарио, но ко времени, когда пришла пора поступать в ординатуру, я еще не вполне решила, каким именно врачом хочу быть. Когда получаешь медицинское образование, буквально все вокруг превозносят узких специалистов. Если хочешь чего-то добиться, если для тебя жизненно важно подняться на вершину и стать лучшим из лучших, то стать семейным врачом – почему-то верный способ лишиться такой перспективы. И я подумывала о чем-нибудь вроде офтальмологии. Или нейрохирургии. Мне на самом деле нравились эти специальности. Но я была чересчур сосредоточена на карьере и том мире, который медицина открывает перед нами.
Единственное, что я знала о своей будущей специальности: она должна позволять мне быть рядом с пациентами. И я знала, что если попаду ординатором в большую больницу, то мне повезет, если я в принципе смогу дотронуться до пациента, не говоря уже о том, чтобы назначать ему лечение. К счастью, в то время в Новой Шотландии ординатор мог обратиться в местную больницу, где в прямом смысле были только хирург, терапевт и ординатор – в порядке убывания полномочий. Ординаторы фактически вели палаты. Они осматривали пациентов в отделении неотложной помощи. Принимали их. Выписывали. Они делали все. Так что я решила ехать в Новую Шотландию.
Если ординатор, получивший диплом, все еще не знает, кем хочет стать, он может пройти чередующуюся стажировку по внутренней медицине, хирургии, семейной медицине – всему тому, что понадобится врачу общей практики. Я решила, что так и сделаю, – и влюбилась в эту работу. Я обнаружила, что в душе всегда была универсалом.
Однажды я зашла в отделение неотложной помощи, чтобы принять свою смену. Там был очень старый доктор. Причем старый в хорошем смысле – мудрый, опытный клиницист. Через час или два он спросил меня: «Почему вы выбрали эту резидентуру для тугодумов? Вы слишком умны для этого».