Вот пришел папаша Зю…

Вообще-то с Лужниковым они прежде не больно-то якшались, да чего уж вспоминать… Теперь все равны, все опять — товарищи. К тому же тараночки хочется…

Гробачёв с Ёлкиным переглянулись и, захватив свои кружки, пересели к Юрию Михайловичу. Тот достал из внутреннего кармана куртки две жирные тарани и щедрым жестом бросил на стол:

— Угощайтесь! Свою-то не скоро насушите, — кивнул он на небогатый экс-президентский улов. — На что берёт?

Разговор пошёл исключительно о рыбалке, где, что и на что ловиться, где продаётся хороший мотыль, и что лучше идёт на мормышку.

Взяли ещё по кружке пива.

— Эх, Борис Николаевич, Михаил Сергеевич, — совсем раздобрел Юрий Михайлович, — я ведь такие места в Подмосковье знаю! У меня и лодка есть. Давайте как-нибудь махнём с ночёвкой на вечерний и утрешний клёв, а? Палатку возьмём, примус, ухи наварим.

— Замётано! — авторитетно сказал Гробачёв.

— Молоток! Предложение принимается, — согласился Ёлкин.

— Только чур: ни слова о политике! — поднял палец Лужников.

— О политике — ни слова, — согласился Ёлкин, заметно соловея.

— Вот что я вам скажу, — глубокомысленно изрёк Гробачёв, обсасывая тараньин хвост, — а зачем вообще эта политика? Лично мне она надоела. Это моё такое мнение. Надоела — и всё.

— Мы с Михаилом Сергеевичем решили уйти из большой политики, — выдал Борис Николаевич, обмакнув в остатки пива спинку тарани.

— Насовсем, — согласился Гробачёв, швырнув на стол обглоданный хвост.

— На рыбалку! — воскликнул Ёлкин, облизывая пиво со спинки.

— За грибами! — поддержал его Гробачёв и заглянул в пустую кружку.

— Мужики, не пора ли нам это дело отлить? — внёс серьёзное предложение Лужников, тяжёлым взглядом шаря по сторонам. — Вон там, за углом.

Троица с трудом поднялась из-за столика и гуськом, держась за попадающиеся на своём пути стулья и чьи-то плечи, прошествовала за угол.

— Мужики, предупреждаю: туалет платный, пятьдесят копеек с носа, — разъяснил и. о. городничего Лужников.

— Обдираловка! — возмутился Гробачёв.

— У, сатрап! — Ёлкин поднёс к носу Лужникова тяжелый кулак. — Ты мне брось свой дикий капитализм, понимаешь.

— Ни слова о политике! — напомнил Гробачёв.

— Пусть этот буржуй свою нужду за пятьдесят копеек справляет, — обиделся Ёлкин. — А мы, простой народ, понимаешь, и забесплатно отольём.

Борис Николаевич направился к ближайшим кустам. Михаил Сергеевич последовал за ним. Юрию Михайловичу, чтобы не отстать от вновьприобретённых друзей ничего не осталось, как, поглубже надвинув на лоб кепку и озираясь по сторонам, пересечь границу осеннего скверика. Но как только он раздвинул кусты, глазам его представилась любопытная картина.

Эта удалённая часть сквера, представляющая собой небольшую полянку, использовалась простым народом исключительно как альтернатива «буржуйскому» платному туалету. Трава здесь давно не росла, а чахлые кустики едва прикрывали срамоту его пользователей. Посреди полянки Юрий Михайлович к своему удивлению обнаружил некое скопление народу, мужского, разумеется, кому-то внимающего. Он подошёл ближе и увидел стоящего на кочке и ораторствующего Григория Явленского. Он был одет в длинную, до пят, чёрную сутану с белым воротничком, на манер протестантских священников. В руках он держал книгу со множеством закладок. «Молитвенник, наверное, — отметил Лужников. — Или Евангелие».

— Вы поступили неправильно, отдав свои голоса Зюзюкину, — выговаривал Явленский пастве. — Теперь вы имеете то, за что голосовали. Вы сами проголосовали за такую свою жизнь. Так вам и надо. Вот если бы вы отдали свои голоса за другого кандидата — за меня — вы имели бы другого президента. То есть, меня. Если бы вы голосовали за меня, то поступили бы правильно. Если бы вы выбрали меня президентом, всё было бы совсем по-другому. Было бы правильно.

— Как «правильное пиво»? — поинтересовался кто-то из паствы.

— Ещё лучше. Я же вас учил, чтобы вы голосовали за меня. А вы меня не послушались, и не выбрали. Вы поступили неправильно.

— А что лучше: правильный президент или «правильное пиво»? — снова поинтересовался тот же голос.

— Правильный президент лучше, — уверил Григорий Явленский. — Потому что при правильном президенте будет много правильного пива.

— Ай-яй-яй, что же мы наделали! — сокрушилась паства.

— Вы получили того президента, за кого голосовали, — терпеливо объяснил Явленский. — Теперь вы будете без правильного президента и без правильного пива.

Паства сокрушённо молчала — пожалуй, больше сожалея о потере правильного пива.

— Никак Григорий в монахи подался? — подошёл к Лужникову Ёлкин.

— Это он от отчаяния или в знак протеста, я так понимаю, — предположил Гробачёв.

— Кабы только не сбежал Григорий из своего монастыря, — усмехнулся Лужников. — От беглых Гришек много смуты на Руси.

Когда Явленский, окончив свою обличительную проповедь, гордо и независимо прошествовал мимо трёх друзей, они смогли рассмотреть молитвенник Григория, прижатый к груди и с заложенным в него пальцем. По чёрному бархатному переплёту молитвенника шла тиснёная золотом надпись:

Пятьсот и один день Программа Спасения