Вот пришел папаша Зю…

А глубокой ночью проснулся он от страшного грохота и скрежета, приподнялся на сундуке — и сердце его радостно забилось: разбирал Генька конструкцию, вытаскивал куб из печи, выливал содержимое. Потом потащил в погреб изъятый блок.

И услышал Валентин Борисович, как завозилась да закашлялась на печи Родионовна и зашептала, славя Всевышнего:

— Сла-те, Господи! Сла-те, сла-те, сла-те.

Валентин Борисович тоже сигнально кашлянул пару раз и блаженно растянулся на коротковатом сундуке: ну, Бог даст, выберутся они из этой ситуации.

Можно звонить шефу: с заданием он справился, процесс пошёл.

Великое примирение

Отправив Юнашева на задание, Борис Николаевич стал нетерпеливо ждать от него добрых вестей. А вестей он ждал только добрых, потому что иных не перенёс бы.

Он продолжал заниматься своими делами, то есть отбивал удары ракеткой о двери комнаты (когда Глебушка отправлялся с кем-нибудь на прогулку), сам любил гулять с внучком и ходил на рыбалку с Софкой. Но главное — произошло его Великое Примирение с Михаилом Сергеевичем Гробачёвым. Это случилось так.

Борису Николаевичу нужно было пройти в ванную комнату. В узком коридоре как раз в эту минуту Михаил Сергеевич и Харита Игнатьевна «зацепились» друг с другом языками (мадам, грешным делом, любила полюбезничать с обаятельным экс-президентом). К тому же, из-за всех этих коммунистических постановлений у её дочери Ларисы случились большие неприятности, и с помощью Михаила Сергеевича мадам рассчитывала их устранить. Борис Николаевич сделал было попытку протиснуться между беседующими, но подумал, что с его медвежьей комплекцией это вряд ли удастся.

— Харибда Игнатьевна, — обратился он к Харите Игнатьевне, — как бы… это… не зашибить вас, понимаешь.

— Борис Николаевич! — наиграно всплеснув руками, сделала испуганное лицо мадам. — Да за что ж вы меня так?! Неужто я так страшна как древнегреческое чудовище?!

Ёлкин понял, что маленько опростоволосился, но самолюбиво промолчал.

— У нас Борис Николаевич всегда пытался проплыть между Сциллой и Харибдой — демократами и коммунистами, — с нескрываемой иронией объяснил ситуацию Гробачёв. — При этом не рассердить ни ту, ни другую, и самому остаться невредимым.

— Ах-ха-ха-ха-ха! — кокетливо расхохоталась Харита Игнатьевна.

— Правда, у него это не всегда получалось, — продолжал острить Михаил Сергеевич, чувствуя явный успех у своей собеседницы. — А чаще всего вообще не получалось: то Сцилла в гневе, то Харибда пасть разевает. Сейчас вообще произошла полная катастрофа: сожрала наша Харибда Бориса Николаевича со всеми его потрохами.

— Ах-ха-ха-ха-ха! — закатывалась мадам, стреляя глазами одновременно по двум окружившим её экс-государственным мужам.

— Михаил Сергеевич! — рыкнул Ёлкин. — Я бы попросил вас попридержать свой язык! — и уже мягче добавил: — Тем более в присутствии дамы.

— Господа! Или, по новым коммунистическим правилам — товарищи! — обратилась к экс-президентам мадам, лукаво посмотрев на обоих. — А у меня идея… — и Харита Игнатьевна вдруг поманила пальчиком обоих мужчин к себе в комнату.

Гробачёв с Ёлкиным недоумённо переглянулись.

— Идёмте-идёмте, Михаил Сергеевич, Борис Николаевич! — Харита Игнатьевна распахнула дверь своей комнаты, приглашая войти.

Михаил Сергеевич, как истинный галантный кавалер, не могущий отказать даме, прошёл первым. За ним неуклюже последовал Борис Николаевич.

— Друзья мои! — снова обратилась к экс-президентам Харита Игнатьевна, когда за ними закрылась дверь. — Идея у меня вот какая: я хочу вас помирить! Ну сколько можно портить друг другу жизнь?

И, видя, что оба стоят буками, подошла к ним и взяла за руки.

— Господа, ну что вы стоите, как два бычка? Ну? Давайте, как мирятся дети: возьмите друг друга за мизинцы… — Харита Игнатьевна подошла к мужчинам, сцепила мизинцами их опущенные руки и немного покачала их из стороны в сторону. — Теперь повторяйте за мной: «мирись-мирись, больше не дерись»! Всё! Теперь вы снова друзья и никогда больше не будете враждовать друг с другом! — И Харита Игнатьевна разбила своей рукой мизинцы Елкина и Гробачёва. — Теперь мы по этому случаю выпьем шампанского…

Харита Игнатьевна достала из холодильника бутылку «Советского» и стала разливать по фужерам.

«Откуда у неё дефицитное шампанское?» — подозрительно покосился на бутылку Ёлкин.

«Наверняка из валютного магазина», — отметил про себя Михаил Сергеевич по тому же поводу.

Харита Игнатьевна поднесла фужеры мужчинам, чокнулась с каждым, со значением глядя поочерёдно в глаза каждому, и заставила их выпить на брудершафт. Борис Николаевич упрямился и смотрел исподлобья. Михаил Сергеевич стоял некоторое время, опустив уголки губ, а потом обратился к Ёлкину с краткой речью на двадцать минут, в которой в сжатой форме охарактеризовал изначальные их благожелательные отношения с последующим не слишком благоприятным их развитием на фоне взаимного соперничества, индивидуальных черт характера и отношения к реформам. В заключение Гробачёв сказал: