Вот так барабанщик!

Кирочке, видать, надоело валяться в песке. Она медленно поднимается и идет, переваливаясь, к воде. Вот она ныряет… И вот ее круглая голова показывается на поверхности. В зубах выгибается большая узколобая щука. Кирочка держит ее поперек тела; щука часто-часто раскрывает страшную зубастую пасть, как будто хочет крикнуть; отчаянно хлещет по воздуху темным хвостом.

— Ой! — вскрикивает Тоня и всплескивает от страха и удивления руками.

Кирочка спешит к моим ногам. Выпустив из зубов свою грозную добычу, спешит обратно к воде. Через несколько минут в ее цепких зубах ошалело бьется большеголовый блестящий налим, а еще через несколько минут — глазастый окунь.

У Кирочки, видать, прекрасное настроение: она высоко подбрасывает рыбину в воздух тупым носом и ловко ловит ее. Окунь сверкает на солнышке, точно драгоценный камень.

Но вот Кирочке надоело ловить рыбу, и она стала развлекаться — доставать камушки со дна. Вынырнув с камушком в зубах, она плывет, руля хвостом. Потом подбрасывает камушек высоко-высоко над головой. Пока камушек возвращается обратно, Кирочка успевает ловко перевернуться в воде и подхватить его на нос; камушек снова взлетает вверх и так много-много раз! Здорово это у нее получается, совсем как в цирке!

Тоня и Кирочка лежат на горячем песке, отдыхают. А я стою с удочкой по колено в воде, выуживаю ершей. Их здесь видимо-невидимо. То и дело красный поплавок уходит на дно, серебристая леска туго натягивается. Я взмахиваю рукой, и на крючке беспомощно болтается ерш Ершович! Ловить ершей, вы сами знаете, очень просто, но не так-то просто снимать их с крючка: ведь ерши так жадны, что заглатывают крючок чуть не до самого хвоста. Измучаешься, пока снимешь с крючка эту клейкую колючую рыбу!

Но все это не беда, лишь бы клевало. А сегодня клюет так, что на одного червячка я наловчился поймать штук пять, рыбок. Так за полчаса я надергал целую кучу ершей.

А потом мы пошли домой.

Отец увидел нашу добычу и чуть не выронил трубку изо рта:

— Ну и рыболовы! Ну и рыболовы!

Схватив Кирочку обеими руками, отец чмокнул ее прямо в широкий лоб.

— Будем варить уху из ершей и стряпать пельмени из щуки. Слышишь, мать? Пель-ме-ни! Да непременно пригласим Николая Васильевича!.. Гринька — шагом а-арш!

Мне очень нравился наш знакомый, и я вихрем помчался к Дымко.

— Пельмени! — крикнул я Николаю Васильевичу, который чинил рыбацкую сеть, сидя на маленьком складном стульчике.

— Где пельмени? — обрадовался Дымко. — Давай их сюда, старик, да поскорее!

Мне стало смешно, что рыбак назвал меня стариком, и я расхохотался.

Я схватил веселого человека за рукав и потащил к выходу:

— Поскорей, дядя Коля, пельмени из щуки есть… Мы с Кирочкой вот таких щук поймали!

И я вытянул руки как только мог, чтобы показать Николаю Васильевичу из каких огромных рыбин будут сделаны наши пельмени.

— Что, не верите?

— Да как можно не верить знаменитым рыболовам — тебе и Кирочке! — рассмеялся Дымко. — Верю и спешу к пельменям.

И мы — Николай Васильевич и я, — взявшись за руки, заспешили к нашему дому.

Мы пришли, когда мама уже замесила тесто, а папа рубил сечкой в деревянном корыте рыбье мясо. Мама развела его молоком, оно стало походить на густую сметану.

Пельмени стряпали все и, конечно же, я. Мне папа как-то сказал: «Учись стряпать, тот не уралец, кто пельмени делать не умеет!» И у меня пельмени получились не хуже, чем у старших.

И я обрадовался, когда Николай Васильевич сказал:

— Ого, вот мастер, так мастер. Хвалю, старик!

Но я даже вида не показал, что обрадовался.

Пельмени варились в большом чугуне, а когда выложили их на блюдо, у всех потекли слюнки, даже у Кирочки.

— У меня есть предложение, — сказал Николай Васильевич, — не прогуляться ли нам после сытного обеда до реки?

Все согласились.

Мы подошли к Обве и уселись на большое бревно, одним концом уходящее в воду.

Было очень весело, мы шутили, смеялись. Только Кирочка (она была, конечно, с нами) вела себя так, словно была чужой. Все время глядела в сторону реки, тревожно вбирая в себя речной влажный воздух; на носу у нее блестели капельки пота. Вдруг выдра очень звучно и приятно засвистела. Так она не свистела еще никогда. Встав на задние лапы, она пристально смотрела на сонную реку, по которой в этот час плыл густой, словно молоко, туман.

Николай Васильевич долго и внимательно смотрел на Кирочку, а потом покачал головой:

— Кирочка загрустила. Слышали, как она свистела? Это значит, что она с кем-то очень подружилась. Ей очень захотелось погулять на свободе с такими же зверьками, как и она сама…

А Кирочка подбежала к моим ногам, потерлась о них теплым тельцем и снова звучно засвистела. Она глядела в сторону реки. Я нагнулся, чтобы взять Кирочку в руки. Но она, ласково лизнув мою руку, быстро-быстро побежала к реке. Потом остановилась, оглянулась, как бы прощаясь с нами, и скрылась в воде. Я ахнул и сел прямо на песок.

Николай Васильевич тихо подошел ко мне и сел со мною рядом.

— Не горюй, сынок, — сказал он, — Кирочка погуляет на свободе и снова вернется к тебе. Будь уверен — вернется!

Сердце мое невольно сжалось. И я заплакал.