Вот так барабанщик!

— Кирочка! Хорошая моя! А я-то думал, что ты не вернешься, уйдешь от меня… — бормотал я, прижимая к груди Кирочку с ее добычей.

Когда я выпустил выдру из рук, она разомкнула зубы, и окунь шлепнулся на лед, а Кирочка снова нырнула.

Через несколько секунд Кирочкина мордочка вновь появилась над водой. В зубах ее на этот раз неуклюже выгибался широкий, будто лопатка, серебристый лещ.

Радуясь Кирочкиной добыче и тому, что она не убежала от меня, я поднял ее на руки и принялся плясать. И тут случилась беда: потеряв равновесие, я рухнул в темную прорубь.

Но здесь было не очень глубоко. С силой оттолкнувшись ногами от каменистого дна, я пробкой выскочил на поверхность, схватился за острый лед и выкарабкался. Я так испугался, что едва отполз от проруби, дрожа от стужи.

А Кирочка стояла передо мною на задних лапках, как птица пингвин. Она пронзительно и сердито — хоть уши затыкай! — трещала и быстро-быстро махала лапами-лопатками. Она как бы пробирала меня за то, что я зазевался и свалился в ледяную воду.

Узнав о том, что я искупался в проруби, мама даже не обрадовалась Кирочкиной добыче.

Она кричала, что я очень вредный мальчишка, и что я наверняка простудился. А потом велела бабушке напоить меня кипятком с сушеной малиной. И мне дали на ночь таблетку аспирина и уложили в кровать под тяжелый папин тулуп, крепко пахнущий овцой.

Ночью у меня здорово разболелась голова, заломило руки и ноги, бросало то в жар, то в холод — знобило.

Утром к нам пришел старый доктор с тростью и белым чемоданчиком.

— Ангина. Лежать в постели, — приказал доктор и погладил меня по голове. — Не горюй. Будешь жить сто лет.

Целую неделю провалялся я на кровати, и всю неделю Кирочка не отходила от меня ни на час. Она спала рядом, на полу. А когда я просыпался, она вставала на задние лапки у моего изголовья. На ее мордочке, как это всегда бывало, когда она волновалась, блестели капельки пота.

— Кирочка всю эту неделю ничего не ест, — печально сказала мама. — Она словно понимает, что ты болен. Вот как она к тебе привыкла, Гриша.

— Она любит меня, — поправил я маму.

— И любит, и привыкла, — сказала мама, подавая мне какой-то горький порошок.

За всю неделю Кирочка ни разу не произнесла свое «гиррк», хотя животик ее был пуст; она только недовольно трещала, лежа на коврике возле моей кровати.

Прошла зима. Лед на Обве почернел и треснул. Вот-вот развалится, и громадные, неуклюжие льдины, карабкаясь одна на другую, поплывут вниз, к морю. Кто же усидит в такие дни в душной комнате? Я уходил на берег. За мной, как всегда, ковыляла моя Кирочка. Домой мы приходили с богатой добычей.

Отец садился с газетой у окна и прежде чем читать ее, спрашивал:

— Ну-с, милые мои Гриня и Кирочка, много ли рыбки наловили? Отчитывайтесь!

А когда мама приносила с кухни миску, в которой дымилась горячая уха, и сковородку с жареными пескарями, а потом еще ноздреватый пирог из кислого теста со щукой, отец смешно вытягивал губы, причмокивал, качал головой и приговаривал:

— Ай да улов! Ай да молодцы Кирочка с Гриней!

И он доставал из чугунка кусочки вареной баранины.

— А это самой лучшей, самой знаменитой нашей рыбачке!

Кирочка, с трудом стоя на задних лапках, вежливо брала из папиной руки угощение и неторопливо съедала. А потом по-кошачьи старательно умывала лапкой мордочку.

3

…Весна ушла так же внезапно, как и пришла. Начались летние каникулы.

Весной произошло еще одно интересное событие: Кирочка простила Тоню, дочку лесничего.

Первое время, когда Тоня пыталась подойти к животному, чтобы приласкать его, я сердился и кричал:

— Отойди, противная девчонка! Не подлизывайся!

А Кирочка пятилась и скрывалась от девочки, сердито шипела и трещала.

Наконец мне стало жалко Тоню: ведь она еще в школу не ходит.

— Ну, ладно, ладно, помирю тебя с Кирочкой, только уговор: больше не обижать животных. Идет?

— Идет! — просияла Тоня.

Но Кирочка отворачивалась от девочки и пряталась за комод. Чтобы помирить Кирочку с девочкой, я брал зверька на руки и подносил его близко к Тоне. Но Кирочка сердито шипела и прятала свою мордочку мне под мышку.

Помирились они совсем неожиданно. Как-то утром Тоня забежала к нам, кинула на пол живую, всю в зеленой тине, пучеглазую лягушку и воскликнула:

— Неужели Кирочка все еще сердится на меня!?

И удивительное дело! — Кирочка выбежала из-за комода. Встав на задние лапы перед девочкой, она стала ласково царапать передними лапками Тонино платье.

— Какая ты милая, какая ты расхорошая! — горячо говорила девочка, проводя ладошками по гладкой спине животного.

С того дня мы стали ходить на речку втроем.

…Полдень. Мы сидим на берегу Обвы. Над нами медленно плывут кудрявые, точно барашки, облака; ласковый ветерок чуть шевелит травку… Хор-ро-шо!

Кирочка, вытянувшись, — от этого она кажется еще длинней, — лежит на песке вместе с нами. Она тоже принимает солнечную ванну; влажные ноздри ее чуть-чуть вздрагивают, круглая голова дергается, лапы дрожат. Наверное, Кирочке снится худой сон.

…Возле нас стоит эмалированное ведро — для рыбы.