Вот в чем фокус

Взглянем на этот женский портрет. Нежный овал лица, выразительный, смелый взгляд, общая возвышен­ность натуры... Это двоюродная сестра поэта, дочь дяди, передовая девушка своего времени. Именно ею увлекся бы наш гость, ибо, по воспоминаниям современников, он увлекался передовыми девушками и возвышенными натурами. Рядом помещена факсимильная копия его знаменитого стихотворения «К Н. Н.». Кто такая Н. Н., науке до сих пор неизвестно, но можно с большой веро­ятностью считать ее двоюродной сестрой поэта, если бы он приехал.

В этом отделанном бархатом ящике вы видите ду­эльные пистолеты. Это немые свидетели дуэли между присяжным поверенным Мясниковым, нареченным жени­хом передовой девушки, и нашим гостем, которая не­пременно состоялась бы, если бы он приехал.

На этом я вынужден прервать нашу экскурсию и вернуться на основное место работы, так как дом-музей имеет только полставки экскурсовода. Нет никаких сомне­ний, что мы имели бы полную ставку, если бы он приехал.

«Редактору литературного журнала «Кедр» от жены бывшего ночного сторожа редакции.

Уважаемый товарищ редактор!

Вы, конечно, не поинтересовались, почему уволился мой муж, слишком маленький для Вас человек, но я хочу, чтобы Вы знали: виноваты вы оба. И еще неиз- вестно, кто больше.

Дело в том, что мой муж, где бы ни работал, отов­сюду тащил, и не сосчитать, сколько раз я подыскивала ему такую работу, где тащить нечего, но он все равно находил что. Вот почему я с особой надеждой запихнула его в прошлом году к Вам в редакцию. Казалось бы, что у вас можно вынести, кроме высокохудожественных впечатлений? Но не таков мой чертов несун! И недели не прошло, как он принес домой строчку из стихотво­рения поэта М. Поверьте, я его всегда ругаю, даже если приносит полезную вещь, а тут просто взбелени­лась. Ведь для чего может пригодиться строчка из стихотворения в обычной современной квартире? Прав­да, звучит она красиво, но, как говорится, борща из нее не сваришь. Я велела ему немедленно отнести ее обратно, полагая, что для автора его вещь без этой строки безнадежно испорчена. Но мужу не хотелось нести обратно, и он все тянул и тянул. Каково же было мое удивление, когда я прочитала эти стихи в Вашем журнале: их так и напечатали без строчки, которую вынес мой муж!

Этим Вы его очень приободрили. Он сказал: «У них этого добра — мешками. От них не убудет». И теперь у нас всюду валяются и строчки, и четверостишия, и куски из поэм, а Вы по-прежнему печатаете и не заме­чаете. А муж из этого добра монтирует новые стихо­творения и рассылает в другие редакции, несколько штук уже напечатаны. Аппетиты его растут не по дням, а по часам. Уважаемый редактор, неужели Вы не видите, что роман писателя Н. «Глубокий прорыв» Вы печата­ете сразу со второй части?! Понятно, что первая выне­сена моим мужем и лежит у нас. Но если бы — лежала! Муж режет ее на куски и рассылает под видом рас­сказов, уже из трех редакций получены хорошие отзывы. А со стихами он до того обнаглел, что одно послал к Вам же под псевдонимом, и оно напечатано в том же номере, что и «Глубокий прорыв»! Последней каплей стало сообщение мужа, что его, возможно, скоро примут в писатели. Тут я сказала: «Хватит!» — и велела ему уволиться. Сейчас подыскала для него оригинальное местечко: тоже сторожем, но в змеиный питомник. Как говорится, посмотрим, что принесет.

Уважаемый редактор! Теперь судьба Вашего жур­нала меня не касается, но считаю своим долгом пре­дупредить. Дело в том, что в «стихотворении» моего мужа, напечатанном в Вашем журнале, не хватает двух строк в начале и четырех в конце! Надеюсь, Вы понимаете, что это означает: у Вас в редакции появился еще один несун. Боюсь за Ваш коллектив, он может весь покатиться по этой наклонной плоскости.

На этом заканчиваю. Возвращаю Вам куски из пер­вой части «Глубокого прорыва», которые муж не успел разослать, а также ту самую, впервые вынесенную им строчку поэта М., хоть и жаль с ней расставаться, очень красивая:

Румяной зарею покрылся восток...

И где он только взял такой чудесный образ?»

—   Минутку внимания! — громко произнес Ленский.

Дирижер в ужасе выронил палочку — и оркестр умолк.

Публика оживилась.

—   Извините, товарищи, что останавливаю спектакль на самом интересном месте,— взволнованно продолжал Ленский. Он стащил с головы парик и нервно пере­бирал витые кудельки.— Но я хотел бы задать всем присутствующим один вопрос. Вот вы, уважаемая пуб­лика, сидите здесь, такие нарядные, конфетки жуете. И вы, в оркестре, пилите на своих скрипочках, мурлы­каете на своих гобоях. И вы, товарищ дирижер, машете себе палочкой, а там хоть трава не расти. И все вы вместе делаете вид, что ничего особенного не происхо­дит. А между тем сейчас выйдет Онегин и у вас на гла­зах, с вашего, можно сказать, молчаливого согласия, застрелит меня в расцвете лет. Вот, пожалуйста. Вот он, вышел. Обратите внимание, целится. Я давно обо всем этом думаю и сегодня решил высказаться откро­венно, далее терпеть просто не могу. Я так формули­рую: почему он меня, а не я его? Чем я хуже? Чем?