СПРАУТ: Сегодня директор поручил всем объявить, что на каникулах будет проведён Рождественский бал. Как он сказал, это важная часть Турнира, мол, будет способствовать укреплению дружеских связей между нашими школами. Приглашены все ученики, начиная с четвёртого курса, но можно пригласить кого-то из младших. Всем нужно быть в праздничных нарядах. Бал начнется в Сочельник в восемь вечера и закончится в полночь. Думаю, что мы за этот бал сможем как следует повеселиться! Кстати, Гарри, директор просил тебе передать пару слов.
ГАРИК: Да, профессор Спраут?
СПРАУТ: Поскольку ты тоже Чемпион, тебе явиться на Бал нужно обязательно. Тебе и той, кого ты пригласишь.
ГАРИК: Стесняюсь спросить, мне-то это зачем?
СПРАУТ: Если честно, я и сама не знаю, ты ведь не любишь на публике показываться.
ГАРИК: Конечно, не люблю, и вдобавок танцевать-то еле умею...
СПРАУТ: Я пыталась что-то объяснить, но Дамблдор был непреклонен. Тебе ещё то же самое русский директор скажет, раз ты его команду представляешь.
ГАРИК: Спасибо, мадам Спраут, с русскими я уж как-нибудь договорюсь... Эх, не знала баба горя – купила порося! (машет рукой и уходит в свою комнату).
Сцена меняется, Большой Зал, надпись «На следующий день».
НИКОНОВ: Гарик, доброе утро!
ГАРИК: Доброе утро, Степан Григорьич.
НИКОНОВ: Слыхал, может, вчера про танцы объявляли.
ГАРИК: Слыхал, что уж тут.
НИКОНОВ: Меня попросили передать, что, раз уж ты от нашей команды выступаешь, то твоё участие в этих самых танцах обязательно. Насчёт этого директор был категоричен.
ГАРИК: Спасибо, Степан Григорьич, меня уже вчера мадам Спраут, декан наша, тоже перед фактом поставила. Назвали, мол, чемпионом, изволь соответствовать. Чёрт бы побрал этих англичан с их традициями, вечно, мать…, все самым неудобным образом делается.
НИКОНОВ: Понимаю тебя.
ГАРИК: Думаете, я зря скатерть-самобранку каждый день с собой таскаю? Это потому, что жрать то, что дают здесь по рабочим дням, невозможно. Меню стандартное, овсянка, тыквенный сок и тому подобное. Глотнул того сока, потом три дня плевался. А на следующий день пошёл и устроил чаепитие по-русски, чай из самовара да с булочками. Да Вы и сами всё видели.
НИКОНОВ: Видел, что уж таить, вкусный чай из твоего самовара. Где, кстати, скатерть нашёл? Даже в нашей стране их не так уж и много осталось. Секрет изготовления с самой революции пытаемся выяснить, но воз и ныне там.
ГАРИК: В магазине чародейских диковин в Лондоне купил. Продавец говорил, что его дед из России в двадцатом году привез. Полагаю, что из интервенции.
НИКОНОВ: Ворьё, мать…, аглицкое. Не переживай, хорошее дело ты сделал. Оставь скатерть у себя. А переедешь к нам жить, так будет у тебя, чем гостей дорогих встречать.
ГАРИК: Спасибо!
НИКОНОВ: Не за что! Так что, с этими танцами имей в виду, и ищи девицу, с которой пойдешь. Причем ищи где-то у себя, у нас, как ты видел, их нет.
ГАРИК: Это называется «Не знала баба горя – купила порося»... как-то так...
НИКОНОВ: Так и есть (улыбается в бороду). Ладно, Гарик, зайди потом после обеда, побеседуем.
ГАРИК: Хорошо, Степан Григорьич, зайду.
Никонов уходит.
СЬЮЗЕН: О чём ты с русским директором говорил?
ГАРИК: Да про всё тот же Бал, будь ён неладен. Объявить объявили, припахать припахали, а кого пригласить – в упор не знаю. Ты вот со мной пойдёшь?
СЬЮЗЕН (смущённо): Если честно, я ведь и вообще туда не собиралась. Ну, ты помнишь, тётя Эми на море отдыхать поедет на Рождество, и меня с собой возьмёт.
ГАРИК: Засада, однако. Кроме тебя, Дафны да Астории, да разве что Доры, я и не общаюсь толком ни с кем... Дафна, привет! Не хочешь со мной на Бал сходить?
ДАФНА: Ой, нет, Гарри, мы с Тори тоже никуда не пойдём. Мы в Италию к дедушке и бабушке на каникулы поедем, папа с мамой уже билеты взяли. Хотели тебе сказать чуть попозже.
ГАРИК: Ладно, Даф, не в претензии.
ДАФНА: А в чём дело?
ГАРИК: Да вот припахали ведь меня на Бал этот пойти, а кого пригласить – и не знаю в упор. Эх, жалко, Доры сегодня в замке нет, с ней бы ещё поговорить...
СЬЮЗЕН: Завтра поговоришь или вечером сегодня, может, приедет, я её с утра видела здесь.
ГАРИК: Хорошо, Сью, буду иметь в виду (улыбается)
Сцена меняется, Гарик в гостиной у печки с гитарой в руках.
ГАРИК (себе под нос): И вот кого бы ещё позвать... Сьюзен не идёт, Дафна не идёт... А остальные? Да что мне остальные, ведь не четырнадцать мне годков-то, и не восемнадцать, как тащ комиссар записать пообещал, а полновесных тридцать три, это возраст Иисуса Христа, а на выходе что? Учения я не создал, учеников не собрал... ни дома, ни родных... ни жены, ни детей, ни сколь бы то ни было близких друзей... Даже на Сьюзен с Дафной, и то смотрю как на сестрёнок, мелких да несмышлёных, я ведь старше их обеих, вместе взятых... Что в той жизни, что в этой с девушками не заладилось. Эх, жизнь моя, жестянка... (берёт гитару и поёт песню «Размышление на прогулке» Розенбаума...)
Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою всё трудней раздеться,
Уже всё чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
И молодости листья не сулят,