СИРИУС: Ты можешь покинуть школу после пяти лет законно. Но если тебе во время обучения будет грозить смертельная опасность, можешь уходить и не дожидаясь окончания пяти курсов. Дамблдор был настолько уверен в безопасности своей школы, что схавал это без разговоров.
ГАРИК: Так что же это получается, я с чистой совестью мог уже на третьем курсе уходить оттуда на все четыре стороны? Тогда же, если помнишь, искали Беллу и натащили полный замок дементоров...
СИРИУС: Выходит, что так.
ГАРИК: И как же так получилось, что обо всём об этом стало известно только здесь? Какого, мать его..., этот бородатый петушара никому ничего не сказал?
СИРИУС: Он и об этом-то не хотел говорить, пока Эми не припёрла его к стенке. Она как раз тогда собиралась уходить сама и решила подтянуть все хвосты. Так что вот такой вот ход конём сделал наш неуважаемый директор. Он же известный любитель в шахматы поиграть.
ГАРИК: Скорее ход козлом. На коня он не потянет, а вот на козла – запросто. Как есть тупой и бородатый, только рогов не хватает.
СИРИУС: Что-то в этом есть (усмехается). Говоришь, ход козлом...
КОМИССАР: В чём дело?
ГАРИК: Да вот, тащ комиссар, как выяснилось, враг народа Дамблдор заблокировал мой перевод сюда и требует, чтобы я зачем-то вернулся в Англию к первому сентября.
КОМИССАР: Вот с... сволочь... Ладно, подумаем чего-нибудь. Вернусь к себе, покумекаем с моим начальством, а потом я тебя вызову в Москву. Пока же будь здесь. Свой же вызов считай заданием от непосредственного начальства, всё-таки ты по нашим штатам проходишь, после возвращения отпущу в запас. Остальное расскажу в Москве, когда вызову. Хотя свидимся ещё, тридцать первого загляну к вам на огонёк. Как раз вопрос с твоим участком земли решится. Так, судя по времени... (смотрит на часы)... Пора мне в Москву, всем до встречи! (выходит)
ГАРИК: Вот же ж, б..., скотина бородатая... Мало ему было того, что я его в дурку сдал, ещё нарывается.
ДОРА: Ну да, чем он думал...
ГАРИК: Ох, не знаю я уже, чем, там думать уже нечему, там, наверное, одни дольки лимонные остались уже. (Дора хихикает). По нему давным-давно дурка горькими слезами плачет, или, по вновь открывшимся, следственный изолятор в доме на Лубянке...
ДОРА: Это где?
ГАРИК: Так мы же с тобой там были, помнишь, как мы в Москву приехали, комиссар нас к себе отвозил сразу от вокзала.
ДОРА: А, это там.
ГАРИК: Ну да, про сие здание ещё шутят, что оно самое высокое в Союзе.
ДОРА: Это почему?
ГАРИК: А потому, что оттуда Сибирь видно.
ДОРА: Немного не понимаю.
ГАРИК: Имеется в виду, что если заинтересовать КГБ в качестве врага народа, как именуются в Союзе личности, проходящие в качестве обвиняемых по тяжким и особо тяжким преступлениям, то как минимум можно угодить в сибирские лагеря...
ДОРА: А, ты в этом смысле...
ГАРИК: Вот именно. Комфорт в тех краях такой, что Азкабан по сравнению с тамошними курортами – пятизвёздочный отель. А роль дементоров в Сибири с успехом выполняют комары, которых намного больше и которые не в пример злее.
ДОРА: Так он же маленький совсем, комар этот.
ГАРИК: Это у нас тут ещё не комары, это так, мелочь пузатая. Там же они тучами налетают. А кто прошёл комаров, тому следующий этап – медведь, хозяин тайги, как его там именуют. Тайга – это лес такой, что Запретный Лес возле Хогвартса, где мы дрова рубили, покажется ухоженным городским парком. Через неё проще на вертолёте пролететь над вековыми деревьями, чем пешком идти. Вот так-то вот... Так что товарища комиссара лучше не злить, иначе они там такую вот путёвочку легко могут организовать. Во всяком случае, применительно к нашему многонеуважаемому директору, они ему, если я что-то понимаю, давненько уж собираются выписать нечто подобное.
ДОРА: Ты думаешь?
ГАРИК: Да, счастье моё. Но как же всё-таки не хочется уезжать... (берёт гитару и играет песню «Белый лебедь» группы «Любэ»...)
Эх, по-над лесом да лебеди летят,
Но не охотнички здесь с ружьями стоят,
И в горле ком, и кровь не греет изнутри,
И кто-то на ухо шепнёт: «Смотри, смотри!»
Эх, по-над лесом лебеди летят,
Когда летите вы, я трижды виноват,
Что ж не сумели вы чуточек стороной,
Ах, если б вы могли забрать меня с собой...
Белый лебедь, ты на небе, а я на земле,
Это письма издалёка прилетели ко мне,
Белый лебедь, ты на небе, а я на земле,
Это письма издалёка прилетели ко мне,
Это снег идёт из мохнатой тьмы,
Я не знал, что так далёко
До весны...
Послушай, было как-то в юности со мной,
Подрался в небе лебедёнок молодой,
Силён был ястреб, ну, а ты, глупыш, тогда,
За пазухой укрылся у меня,
Мой лебедёнок, ты меня прости,
За то, что я тебя не отпустил,
И всё же точно, что молва идёт,
Кто нежно гладит, тот того убьёт...
Белый лебедь, ты на небе, а я на земле,
Это письма издалёка прилетели ко мне,
Белый лебедь, ты на небе, а я на земле,
Это письма издалёка прилетели ко мне,
Это снег идёт из мохнатой тьмы,
Я не знал, что так далёко
До весны...
Тепло живое под твоим крылом
До боли точно мне напомнит дом,
Напомнит... грусть в серых глазах...
Но там запретная черта, туда нельзя!!!
И в горле ком, и кровь не греет изнутри!