Вовка-центровой

Он усердно списывал дальше и вспоминал прошедшие месяцы, которые пролетели в трудах и заботах. Их команда все же выиграла осенний турнир, в дополнительной игре обыграв команду ДЮСШ. Приходил Аркадьев и еще раз пытался уговорить Серегина уехать в Москву, с Вовкой он не разговаривал, но Анатолий Иванович рассказал, что настырный москвич выспросил всё про лучшего игрока команды. После турнира всё вошло в свою колею, вновь начались трудовые будни в качестве ученика токаря, тренировки и учеба в вечерней школе. Но физорг своей задумки не оставил и все же уговорил Павла Александровича не противиться переходу его сына на работу кладовщиком. Как потом признавался Вовке, он изрядно струхнул, когда тот при первом разговоре побагровел и послал его подальше.

— Я, Володя, подумал, что быть мне битым сегодня, — признавался Юрий Александрович впоследствии своему юному кладовщику.

— Да не, Юр Саныч, у меня батя отходчивый! — махнул рукой Вовка.

— Ага, отходчивый, — согласился физорг, — вот только когда над тобой такая махина нависает, поневоле задергаешься.

Так что вскоре пришлось Вовке прощаться со своим участком и наставником. Толик ему намекнул, что на сухую прощание не пройдет, поэтому пришлось идти с ним в рюмочную, где после двух стаканов вермута Семенов на удивление быстро опьянел, после чего Вовке пришлось вести его домой. Ковшов уже на следующий день узнал о таком событии, но особо по этому поводу не выступал. И на прощание пожелал отличной спортивной карьеры.

Тренировки команды продолжались до снега, а после того, как была залита коробка, ребята приступили к тренировкам на льду. И сразу выяснилось, что почти треть команды на коньках стоит неважно, что совсем не прибавляло оптимизма ни Вовке, ни тренеру.

А тут еще возникли проблемы с вечерней школой. Когда он собирался идти туда, казалось, что никаких затруднений у него не будет. И действительно, обширные знания и жизненный опыт сразу выделили его из массы рабочих, приходящих на занятия. Но оказалось, что в его памяти осталось далеко не всё, что нужно для хорошей учебы. Поэтому в первый месяц он удивлял учителей, которые его отлично помнили.

— Вова, — как-то сказала ему учительница химии Светлана Михайловна, которая в прошлом году была у него классным руководителем, — я тебя совершенно не узнаю, в том году ты, конечно, не блистал знаниями, но все же кое-что в твоей голове было. А сейчас такое впечатление, что ты всё напрочь забыл.

— Так и есть, — охотно согласился Фомин, — Светлана Михайловна, а вы помните, что со мной летом случилось?

— Ой, Вова, прости меня, пожалуйста, — заволновалась учительница, — у меня совсем из головы вылетело, что у тебя была амнезия. Тебе теперь придется потрудиться, чтобы наверстать все, что ты когда-то выучил.

Светлана Михайловна в учительской, наверно, обсудила это со всеми преподавателями, и они старались во всем помочь Фомину. Однако учительница литературы, наверно, шестым чувством чуяла отношение своего ученика к ее предмету. Поэтому в классном журнале напротив его фамилии по литературе стояли двойки вперемежку с редкими тройками. А первое его сочинение она с удовольствием прочитала вслух под смешки одноклассников.

Но все же ему повезло. В один прекрасный вечер, когда почти все уже сидели за партами, двери класса отворились и в них вошла Лена Климова. По рядам пронесся гул, разновозрастный контингент класса с интересом разглядывал красивую девочку. Она в свою очередь окинула взглядом парней и решительно направилась к парте Фомина.

— Вова, здравствуй, ты здесь один сидишь? — тихо спросила она.

— Один, — выдавил тот.

— Ну, вот и хорошо, я сяду с тобой, — заявила она и решительно уселась за парту.

Сзади послышался завистливый шепот.

— Конечно, вся школа знает, что Ленка по Фомину сохнет.

Вовка повернулся, и шепоток сразу прекратился.

Лена сидела молча, смотрела на доску, и только ее покрасневшие щеки выдавали волнение.

Когда Фомин немного пришел в себя, то сразу спросил:

— Лена, что случилось, почему ты пошла в вечернюю школу?

Та укоризненно посмотрела на него.

— Послушай, Вова, как ты живешь? Вообще не знаешь, что в поселке делается, — сердито сказала она, — я думала, что все слышали про нас.

— Леночка, — прошептал ей в ухо Фомин, — ты знаешь, мне так некогда, что прихожу домой и сразу вырубаюсь. Нет времени ни на что, а на сплетни и тем более.

В это время в класс вошла учительница, они встали, загремев крышками парт, и разговор пришлось прекратить.

После уроков они пошли домой вместе, получилось это вроде само собой. По дороге говорила в основном Лена, она рассказала печальную историю, что ее маме не так давно сильно не повезло, на ногу свалилась тяжелая чугунная отливка, перелом был сложный, и в больнице хотели вообще ампутировать конечность, но все же поставили гипс, а доктор сказал, что работать, как прежде, она не сможет. И теперь они с тревогой ждут снятия гипсовой повязки.

— Ты знаешь, Вова, — говорила Лена, — я сразу после этого пошла в заводоуправление, и меня взяли на мамино место, та, конечно, была против, но сделать ничего не могла.