Воздаяние храбрости

Абдул-бек вырвался из толчеи конной схватки и поднялся выше по склону. Он проклинал тупоголовых персов, что вдруг потянулись вслед его небольшому отряду. Ему, ему одному приказано пройти дальше и разведать, какой сюрприз затаил в рукаве хитрый Мадат-паша. А эти… он процедил сквозь зубы ругательное слово, которому научился от пленных русских, решили, что он, волк-разбойник, учуял уже большую добычу. И сами разошлись перед Мадатовым, раздвинули ноги, как покорная женщина, когда спускаешься к ней за полночь. И конница, которая должна нападать, рвать, оказалась скученной на небольшом пространстве, лишенной разбега, а потому совершенно бессильной.

Табасаранец свистнул и, когда Белый послушно замер, вспрыгнул ногами на седло и выпрямился в рост. Он надеялся углядеть ложбинку, по которой мог вывести верящих ему горцев из сутолоки, спуститься к реке и обойти русских, так чтобы не попасть при том под огонь их орудий.

И тут он увидел Мадатова. Всадник в черной бурке на вороном жеребце стоял почти у самой воды. С ним было только десять нукеров – разве так охраняют командующего войском!.. Абдул-бек скользнул в седло и пустил Белого параллельно склону, окликая по имени самых верных своих людей. Десятка три всадников поскакали к беладу…

Среди отчаянного рева, криков, лязга Валериан оставался совершенно недвижим и безмолвен. Тем не менее несмотря на внешнюю свою неподвижность он ощущал внутри напряжение боя, чувствовал как натянутые скрытые нити схватки. Он знал, что достаточно одного движения, чтобы решить исход сражения. Только нужно было выбрать точный момент, рассчитать время и расстояние, чтобы подготовленный заранее выстрел не выпалил мимо цели.

И когда он увидел, как сверху, выбегая из укреплений, азартно вопя, размахивая ружьями, точно дубинками, катятся вниз сотни свежих сарбазов, торопясь ворваться в толчею боя, Валериан понял, что дождался-таки своей минуты. Махнул рукой, конвойный покачал сигнальным шестом, и тотчас в ответ ему грянуло «ура!», пока еще еле слышное, звучащее отголоском сражения. Облако пыли взвилось вдали, там, за рекой, за батареей. Вырвалось из-за холма и покатилось к Шамхору, мелькая конскими мордами, оглушая радостным атакующим воплем.

Амир-хан схватился обеими руками за бороду, словно намереваясь разорвать ее надвое.

– Откуда?! Откуда пришли эти всадники? У Мадатова не было другой конницы!.. Зураб-хан! Ай-ай-ай, Зураб-хан! Ты нужен был мне не здесь! Ты должен был перекрыть дорогу и отрезать Мадат-пашу!..

А Мамед-мирза в ужасе смотрел на поле сражения, где еще колыхались тела двух армий, напирали друг на друга, подобно борцам, сцепившимся на травяном ковре. Но хотя у обоих набухли мышцы и упрямо напружены толстые шеи, вдруг зрителям становится понятно, что один из них проиграл. Потерял поле, потому что сам уже не верит в свою победу.

– Бегут! Нечестивые отродья, они бегут! – закричал принц, срываясь на фальцет, подобно евнухам в своем же гареме. – Останови их, учитель! Останови же немедленно!

Сарбазы и конники отряда Мамед-мирзы по одному, по двое выходили из боя. Новая угроза со стороны русских, свежие сотни конницы, мчавшиеся к Шамхору, охладили их пыл, высушили яростную отвагу. Персы думали уже не о победе, а о спасении.

– Как я остановлю их? – сурово ответил Амир-хан своему ученику и начальнику. – У меня не осталось ни одного человека, кроме твоих телохранителей. Но может быть…

Но договорить он не успел. В этот момент армия персов треснула, словно надрезанная ножом ветка. Тоненькие ручейки бегущих вдруг слились в мощный вал хлынувшей в панике армии. Опытный Амир-хан понял, что вот-вот эта волна накроет и его с принцем.

Он подал установленный знак, и один из телохранителей подбежал к Мамеду-мирзе, ведя на поводу лошадь командующего.

– Спасайся! Мы проиграли этот бой, но он не последний. Скажешь отцу – пусть отводит войско от крепости и идет к Гяндже. Там встретите русских. Там есть место для конницы. Все. Прощай!

Он хлестнул лошадь сына Аббаса-Мирзы, и та понеслась прочь. Следом поскакали двое телохранителей. Оставшиеся пятьдесят выстроились в две шеренги: правые рукава закатаны, кривые сабли лежат обухами на плече. Бегущая армия обтекала их с обеих сторон. Следом персам, улюлюкая, уже неслись грузины с казаками, рубили бегущих. А в центре, уставя штыки, ровным шагом поднимались русские пехотинцы.

Амир-хан стал в середину первой шеренги, одернул кольчугу, поправил панцирь, не спеша закатал рукав и обнажил саблю.

– Ну что, молодцы! – крикнул он зычно и весело. – Кто из вас напоследок рассмешит меня своей робостью?!

– Ар-агх! – зарычали обозленные воины и ринулись навстречу набегающему противнику.

Алешка Поспелов оказался как раз против высокого седобородого старика и ткнул быстро штыком навстречу. Но тот неожиданно ловко отвел удар своей саблей и сам рубанул, странно вывернув кисть. Алексей принял лезвие на ложе ружья, но от толчка поскользнулся и упал на спину. Старик крикнул коротко, будто бы выхаркнул, и приготовился ударить беззащитного уже молодого солдата. Алексей закатил глаза в ужасе.