Воздушные замки

– Да, ну-у? Так, у него ж баба есть… И детки…

– Ну, есть… Аж трое… А эта-то не рожавшая – считай, как с молодухой, понимаешь?

– Вот же ж кобель, а…

– А хитрющий – бабу зацапал, мужика ейного схоронил и бизнес его туда же. Теперь один на всю округу торговать будет. Цены задерет, мама не горюй! И ведь будем последние копейки носить…

– Да куда уж деваться… Ох, Господи Боже!

Бабы перекрестились, а в настороженных глазах у каждой, бегущей строкой отражалось – «слава всевышнему, это не мой… Прости Господи!»

А молодежь старательно соблюдала рамки приличия стоя позади всех, но нет-нет раздавались шлепки, взвизгивания и смешки, потом кто-то выразительно «шикал», затем короткая пауза и новый брызг сдавленного смеха.

Володя мялся поодаль от всей процессии – бледный и осунувшийся. Много курил и ни с кем не общался. Лишь искоса бросал взгляды на Алку, которая теперь была так невыразимо далека и такая чужая, стоя всего в паре десятков метров. Прямая и гордая, а в глазах не единого намека на скорбь или страх – будто, весь процесс никак ее не касался, и что она лишь случайный свидетель чужого горя, а ни как не прямой его виновник.

А ведь она была такой милой и наивной – на грани глупости, в своем очаровании – маленькая деревенская девчонка-продавец. Как он любил обнимать ее, прижимаясь всем телом, отчего чувствовал себя таким большим и значимым – а она, с таким серьезным видом слушала его демагогию о жизни; задавала наивные – несуразные вопросы; а еще так по-детски складывая губки бантиком и плаксиво дулась от обиды, если он ненароком задевал ее острой мужицкой шуткой.

Вовка дарил ей уверенность, а в ответ обретал пьянящее чувство значимости – она верила, что нужна ему, а он понимал, как важен для нее. И с каждым поцелуем, с каждым объятием и после очередной близости, чувство собственной важности росло в нем, раздувая, как теплый воздух – воздушный шар. И шар пари́л высоко в небе, над воздушными замками из облаков, а теплое летнее солнце освещало девственно-чистый горизонт…

Пока она не накинула на него веревку и не стравила на землю, прочно привязав и навалив на него глыбы страха… Нет больше шальной свободы – он просто был средством; никакой наивной простоты – у детской игры оказался взрослый сценарий; и нет больше лёгкости – тяжким гнётом давит камень преткновения на грудь…

Ну почему же?.. Почему??? И нет ответов на все эти «почему» и «зачем» … А только тупая боль в области солнечного сплетения и страх, острым жалом торчащий между лопаток… И голова тяжелая от непроглядного тумана сомнений. – Надо что-то делать… Надо просто поговорить и все станет – как раньше: надо просто довести план до конца и доказать – я не мальчик, я готов, и мы в одной лодке – вместе плывем и вместе потонем. Просто пусть поверит в меня снова и примет – я скучаю по ее объятьям. Просто пусть даст мне шанс…

Закрытый гроб уже стоял на двух табуретах, рядом с разверженным зевом холодной ямы и люди, обходя его по одному, клали на него руки, шепча прощания и утирая слезы. Подолгу не задерживались – не было друзей у Вадика, лишь сочувствующие соседи, печальные зеваки, да неравнодушные клиенты магазина. Завершающими шли сожительница и дочь – обе держались ровно, без слез на лицах; хотя, Валентина, вечером накануне – махнула рюмку горькой за упокой души, и не совладав, дала волю чувствам: отпустила поводья эмоций и уткнувшись лицом в ладони, глухо разрыдалась – часто всхлипывая и совсем недолго.

Она грустно постояла у гроба, ритуально положив пухлую руку на крышку, и что-то пожевав одними губами на прощание – ушла давать указания работягам, надеясь, что они еще не накидались и в состоянии выполнять работу, а не уронят гроб при спускании в могилу, как в позапрошлом году, на похоронах Сергеевны.

Алла, не задержалась возле покойного и полминуты – лишь остановилась на несколько секунд, не возложив руки, и сказав что-то очень краткое – развернувшись, пошла прочь с кладбища.

– "Слабак", – разобрал Володя по ее губам и невольно содрогнулся. Затем очухался и поспешил вслед за уходящей девушкой.

Настиг ее уже за кладбищем:

– Аля! А-а-аль! Да погоди ты…

– Чего тебе?

– Поговорить хочу…– Она молчала. – Давай обсудим как-то…

Быстро взметнула на него глаза и взгляд этот, был перчаткой – брошенной в лицо. Но, ничего не сказала.

– Прости меня… Ты понимаешь – я растерялся. Я… Я просто испугался. Прости меня, пожалуйста, а? Все наладится, я обещаю… Просто поверь мне! Мы справимся, мы уедем в город, мы уедем отсюда… Я помогу тебе с документами – буду возить тебя в область, на оформление. Мы получим страховку и уедем, как ты и хотела. А там что-нибудь придумаем, я клянусь! Просто дай мне шанс, а?

– Успокойся, – очень тихо и равнодушно оборвала его Алла, – не будет никакой страховки: приезжал инспектор и заявил, что алкаш сам спалил лавку, по-пьяни. Не страховой это случай.

Вовка утратил дар речи – всё, нет больше плана, ведь нет страховки – нет денег. Нет денег— нет планов. Почему она так спокойна? Почему она всегда такая спокойная? – Почему?

– Что почему? – Переспросила Алла.