Вожаки комсомола

«Делать частицу общего дела» — не эти ли слова всегда были смыслом его жизни, а теперь стали страстной мечтой. Он находит силы не только для себя, а и для нее, слова волнений и заботы: «…несчастье за несчастьем сыплются на нашу голову. Прямо словно как по заказу, но все это надо перебороть. Неужели после всего ты еще не убедилась в преступном отношении к своему здоровью, это не укор, это мольба, просьба, что угодно».

Александр Максимович надеется на скорую встречу… Она слишком коротка, и снова они живут врозь, хоть Шура и часто приезжает в Москву. А когда возвращается домой, получает его письма.

Нужно было обладать огромной силой воли, чтобы быть прикованным к постели и писать такие слова:

«…Мои дела хороши, температура нормальная…»

Из Москвы его перевозят в Харьков. Но еще в Хараксе, в Крыму, врачи вынесли свой приговор: неподвижность на многие годы… Значит, никаких надежд на выздоровление?! И он для себя решает: надо бороться! Многое вспомнилось, что было в жизни. Это было. А что будет? Завтра, послезавтра…

«…Я стал комсомольцем, почти коммунистом. Я стал счастливым и богатым, хозяином большой страны, ее настоящего и будущего. А когда болезнь подкосила меня, разве имел я право считать себя несчастным? Разве мог я весь мир замкнуть в свою болезнь? Нет…»

Однажды Бойченко посетил профессор-иностранец. Он, как признавался потом, готовился увидеть желчного, капризного больного, каких немало было у него, на Западе, с таким же тяжелым недугом. Спустя четверть часа после осмотра Александра Максимовича профессор удивленно пожал плечами:

— Ничего не понимаю! Вы знаете, какая это болезнь? Окостенение суставов. Медленная смерть. А здесь человек. Понимаете, полноценный человек!.. Читает, пишет, мыслит, как все люди. Это какое-то чудо. Если бы не видел это собственными глазами, ни за что бы не поверил. Чудо!

Да, для профессора это казалось чудом: он не знал, как объяснить увиденное. Но это было не чудо. Это было мужество. Мужество большевика.

Его спрашивают, откуда он черпает силы, чтобы сопротивляться своей болезни, почему не пугает его мысль о своей безнадежности, что дает ему бодрость? И он отвечает:

«…Мы должны жить кипучей жизнью во имя Родины, партии, жить самоотверженным борцом армии строителей коммунизма и отдать на это все свои силы, способности…»

Только как? Он окончательно еще не решил…

«Какое счастье чувствовать себя частицей целого организма! Но как вернуть это счастье? Как снова стать солдатом большевистской армии, ведущей народ к коммунизму?

Для этого ты должен возвратиться в строй!»

Так размышлял тогда Александр Максимович. А решение все не приходило…

У писателя и критика Бориса Буряка, лично знавшего его, есть строки о том, как начинался Бойченко — будущий писатель:

«…Много рассветов встретил Александр Максимович с открытыми глазами. Еще никогда так тяжело не поднималось солнце над городом, никогда так не нависали над неподвижными глазами крылья широких бровей. Город без него, земля без него, люди, друзья, цветы, весь мир без него!

Кто это сказал: «Без меня народ неполный…»? Кажется, один из героев Платонова. В рассказе о машинистах. Сашко рос среди машинистов и любил читать про них.

«Без меня народ неполный…» Именно это чувство неполноты жизни больше всего и тревожило Александра Максимовича, больше всего пугало.

И пришло первое решение, как светлый луч среди долгой жуткой ночи — учиться. Ничего не случилось. Он просто теперь осуществит свою мечту ранней тревожной молодости. Чем темнее ночь, тем светлее день».

…Мозг работает с предельной четкостью. Он может мыслить, говорить, глубоко знает людей. У него еще здоровы глаза и руки… Он возьмет новое оружие — слово.

Ровно в десять утра Александр Максимович уже за рабочим столом собственной конструкции — четырехугольнике из фанеры, на деревянной подставке, поставленном ему на грудь, читает, делает выписки… На его столике можно увидеть произведения Ленина, книги Толстого, Чехова, Горького, Маяковского. Здесь и украинская классика — «Кобзарь» Тараса Шевченко, «Фата моргана» Михаила Коцюбинского, книги Ивана Франко, особенно его «Борислав смеется»…

— Я люблю Маяковского, — говорил Александр Максимович. — Хоть он и поэт, но мне, прозаику, он очень помогает… Учусь у него злободневности, умению говорить взволнованно, горячо. Часто перед тем, как писать, читаю поэму о Ленине, стихи о советском паспорте. Здесь я нахожу ясный ответ на вопрос, как писать большевику. Каждый стих Маяковского… написан остро, четко, без возможности примирения. И это прекрасно, вы знаете, это прекрасно! — на несколько секунд он умолкает, подыскивая слова для новой мысли. — Врага нельзя называть на «вы» ни в жизни, ни в литературе. Я говорю не столько о понятиях этических, сколько об эстетических. А Маяковский был вестником будущего в нашем искусстве. Он поднимал новое раньше наиоперативнейших журналистов!

Часто на квартире у Бойченко собираются друзья, товарищи, молодежь. Здесь горячо обсуждают новый роман или театральный спектакль, говорят о философии и музыке.