Рафаэль засмеялся, блеснув белыми ровными зубами.
— Решение уже принято? — спросил он, сразу посерьезнев.
— Нет. Решить должен ты сам.
— Лазарь, дорогой, помнишь ли ты хоть один случай, когда кто-нибудь из нас отказывался выполнить поручение Коминтерна?
— Нет.
— То-то и оно! Значит, я начинаю подготовку.
— Действуй, Рафик, действуй!
Назавтра Хитаров уже не пришел в ИК КИМа. Намеченный им план подготовки к поездке в Китай требовал по крайней мере четырнадцати часов в день усидчивого многообразного труда.
Он затребовал из публичной библиотеки труды, посвященные Китаю, на русском, немецком и английском языках. Увесистые тома в толстых картонных, под разноцветный мрамор переплетах, с кожаными корешками и поблекшим золотом тисненых букв. Старые книги. Траченные временем, словно прошли они через тысячи нетерпеливых рук.
И все это как добавка к совершенствованию английского языка и, естественно, изучению важнейших документов Коминтерна и КИМа по китайскому вопросу. Четырнадцать часов в сутки оказалось явно недостаточно. Хитаров сократил сон до шести часов, но сохранил ежевечернюю, обязательную в любую погоду, полуторачасовую прогулку по Тверской и Садовому кольцу, чтобы «проветрить мозги».
Однажды Коля Фокин, заглянув в комнату Хитарова, застал его за чтением английского перевода книги «Дао дэ цзин», в которой изложены идеи Лао-цзы, основоположника даосизма.
— Ого! — воскликнул он. — Берешь на вооружение старика Лао. А пригодится ли тебе сия премудрость, Рафик?
— Человек должен следовать «дао», то есть отказаться от мудрствования. Какую же премудрость имеешь ты в виду, о Николай, застав меня за изучением основ даосизма?
— Ловко! Но только я опасаюсь, не слишком ли глубоко вскапываешь?
— Я же бохумский рудокоп, Коля, — рассмеялся Хитаров. — Привык глубоко копать. В шахте. Худо другое — китайского языка не знаю, а выучить его за такие сроки выше сил человеческих.
— Неужели пробовал?
Хитаров вытащил из-под стопки тяжелых книжищ общую тетрадь в клеенчатом переплете. Раскрыл, перелистал. Ее страницы были испещрены старательно выведенными иероглифами и переводами их на русский и английский.
— Вот это зазубрил, — хлопнув ладонью по тетради, сказал Хитаров. — Самое необходимое. Но выговор у меня ужасающий.
Фокин с нескрываемым уважением посмотрел на своего друга.
— С таким запасом прочности ты и в кипящем котле не пропадешь.
А котел бурлил все сильнее, и казалось, что вот-вот события подтвердят оценку перспектив китайской революции, сделанную VII пленумом ИК КИ, и государство, созданное в результате победы революции, «будет представлять собой демократическую диктатуру пролетариата, крестьянства и других эксплуатируемых классов».
Национально-революционная армия одерживала все новые и новые победы на севере над войсками милитаристов. Ухань была объявлена столицей революционного Китая. 21 марта 1927 года началось вооруженное восстание шанхайского пролетариата, и уже на другой день восстания — 22 марта — в город вступили революционные войска. Через два дня был взят и Нанкин.
Правда, главнокомандующим революционных армий оставался Чан Кай-ши, честолюбец и авантюрист, однажды уже попытавшийся повернуть события вспять и совершить в Гуанчжоу контрреволюционный переворот. Но думалось, что революционные волны, накатывающиеся одна за другой, достигли уже такой мощи, что роль волнореза станет Чан Кай-ши не по силам.
Во всяком случае, после обстоятельной беседы с секретарем ИК КИ Осипом Пятницким, великим знатоком конспирации, Хитаров, отправляясь в долгий путь, был почти убежден, что, оказавшись в Ухани — новой столице революционного Китая, ему не понадобится скрываться на нелегальных квартирах или жить согласно тщательно разработанной легенде о некоем молодом энергичном баварце, представляющем могучий концерн «И. Г. Фарбениндустри». Зачем это, когда в Уханьское правительство вошли коммунисты, а центральные комитеты КПК и комсомола разместились на одной из главных улиц города! Он пойдет и скажет: «Во хэнь цэю мэйю кань цзянь нимэнь! — Давненько я вас не видел!»
А Чжан хлопнет себя по коленке и крикнет: «Ребята, это же Рафик! Мы ждали товарища из КИМа, но никак не думали, что этим товарищем окажешься именно ты, Рафаэль». Ну и пошла писать губерния!
Увы, в китайском котле неожиданно образовалась течь.
Еще в дороге до Хитарова дошла зловещая весть: Чан Кай-ши совершил контрреволюционный переворот в Шанхае и Нанкине и образовал в Нанкине правогоминдановское правительство, которое сам и возглавил. Таким образом, случилось именно то, что Исполком Коминтерна в своем анализе положения в Китае учитывал как худший из возможных вариантов: с развитием и углублением революции крупная буржуазия, придя к выводу, что антиимпериалистическая борьба угрожает и ее интересам, отошла от революции и попыталась сокрушить ее. И сделала это с помощью наиболее умного и жестокого своего ставленника — Чан Кай-ши, сумевшего исподволь, осторожно и постепенно прибрать к рукам почти все командование национально-революционными войсками.