Вожатый…

Лишь на третий день новой смены, я проснулся с полным ощущением собственной дурости. «Они дети, обычные дети и никак иначе….». Я снова трепал их затылки, хвалил, ругал, спрашивал о чем то. Например, допытывался у рыжего Валерки, откуда, он приволок, целую связку бананов и щедро угощал ими меня и своих собратьев по клану. Уже потом Наташа расскажет, что Валерка через день в шесть утра бегает пять км до железнодорожной станции, где делают трехминутную остановку поезда дальнего следования и попрошайничает там, или пытается что-то украсть. Еще, он собирает на станции брошенные пассажирами поездов чибоны, из которых потом делает свои знаменитые самокрутки – из смеси всевозможного табака. Наташа сама их пробовала покурить:

– Забавная штука, – смеется она, кладя свои теплые ладошки на мои плечи.

Я хмурюсь:

– Не надо….

А она продолжает улыбаться, впрочем, сделав, как я прошу – убрав свои руки.

А Дениска при каждой встрече просит меня сделать мельницу, он всегда вместе с Валеркой или с Игорем. Эта их троица.

Что такое мельница? – спрашиваешь ты.

Ну, это я сам придумал такое название. Просто однажды Валерка и Денис позвали меня пойти с ними купаться на речку вместо тихого часа. Я сказал:

– Нет. Фиг, вам…

В ответ, эти оболтусы вцепились в мои руки, один – в левую, другой – в правую. А я? Я начал их крутить вокруг себя, подняв над землей. Они визжали и смеялись как сумасшедшие, позабыв о своей недавней просьбе. И только просили:

– Еще! Еще!!! Дядя Кирилл!!!!

И я крутил, пока не устали руки, а они не начали падать на землю от головокружения, как созревшие яблоки, валяясь на траве, они весело сучили ногами в небо. Ну, дети, что с них взять, даже если им четырнадцать лет.

Когда в очередной раз, поотбрыкиваясь, я делаю мельницу, стоящая невдалеке Марина делает большие глаза и качает головой, явно – осуждающе. А я, в ответ, кручу пальцем у своего виска и уже не думаю о том, что это какие-то не такие дети. Такие – обычные как все….

Если верить в реинкарнацию книг, то, вполне возможно, что Валерка все-таки впитал в себя всю историю Хоббита, похожего на него маленького человечка, вместе с дымом своих самокруток…

*

Высокая Лена, спрашивает:

– Как учиться в институте? и Сложно ли поступать?

Я рассказываю, она смеется. Я не хочу, чтобы она теряла веру, даже такую глупую…..

– Я хочу быть актрисой…, – говорит она по секрету. В институте культуры учат на актрис?

– Только на режиссеров, но говорят, что можно перевестись в Питер, на актерский факультет из нашего вуза, если хорошо будешь учиться.

Высокая Лена кивает:

– Хорошо, буду, и улыбается, зажмурив глаза.

Я не разрушу ее мечту, пусть вырастет для начала, вдруг у нее получится, случаются же в жизни чудеса…

*

Я не знаю как пал Вотан. И, наверное, никто в лагере не знал причин его падения, кроме нового директора лагеря. Наверное, его в очередной раз предали…

И все же, я думаю, что тут, еще были замешаны Инистые великаны, одного из них мы и видели, когда гуляли вместе с Алесей ночью у реки, когда – то в прошлой жизни, по другую сторону вчерашнего дня.

Факт остается фактом. Вотан исчез, ни с кем из нас так и не попрощавшись, как будто его и никогда не было.

Новый директор пионерлагеря Ирень напомнил мне братца Локки, нет, он не был рыжим, – темноволосый, смуглый и круглолицый, невысокий, но какой-то весь кошачий или звериный в своих повадках, Локки в нем выдавали хитрющие зеленые глаза и улыбка, полная превосходства и тысячи брошенных в этот мир насмешек. В общем – вечный лис.

Новый директор привел за собой трех замов. А эти замы, несли нашему малому, сложившемуся во всех отношениях мирку свободных любителей чистого воздуха и приключений, новые правила. Теперь, мы были должны… и достаточно много. В общей столовой на специальном лобном месте каждый вечер всем отрядам, их воспитателя и вожатым вывешивались оценки:

За поведение…

За внешний вид…

За культурную программу….

И утреннюю зарядку…

И еще…, черт знает за что….

Нам вменялось: соответствовать и повиноваться.

Предлагалось – соревноваться с друг – другом, отряд с отрядом, а иначе! А иначе, все эти дурацкие баллы, должны были напрямую повлиять на нашу будущую зарплату.

Начался психоз и раздрай, недовольство и возмущение, как казалось большинству – «незаслуженными оценками», расцвело буйным цветом жополижество в отношении трех замов директора, которые ставили эти самые оценки, а также, разрабатывали усердно, теперь все наши культурные мероприятия и регламентировали распорядок всей жизни в лагере.

Знаком и клеймом нашего отряда стала картонная коричнева черепаха, расчерченная окошечками для оценок.

Не знаю, что бы сказал по сему поводу Роланд, по – своему трактуя все знаки – посылаемые нам мирозданием.

Я помнил из этой длинной истории про стрелков, что Черепаха хранитель одного из лучей, а еще, символ – фундаментального движения вперед.

Я искренне радовался, что Алеся и Надежда ушли и не видят сего безобразия, в которое превратилась наша, ранее – размеренная, обустроенная, и уютная в некотором смысле, жизнь.

*