Возле Чистых прудов

Вчера я в полночь-заполночь чаевничал у Нюрки.
Она торговлю двигает, у ней деньжищ вагон.
Она меня в Анталию пригло́сила, где турки, —
От бизнеса развеяться, отдаться воле волн.

Она мне полюбовница, и я ей полюбовник, —

Не так, чтобы уж очень уж, а два-три раза в год.
Пока я ложкой в чайнике заваривал шиповник,
Она в пиджак мне сунула билет на самолет.

Я жену люблю, Валентину!

Но отвязка всегда нужна!
Ты меня извини, скотину,
Ты меня не ругай, жена!

Это я так в уме подумал,

А в семейный нырнул уют —
И сижу за столом, угрюмый:
Мол, опять на край света шлют.

Вот я легенду двигаю, да складно так и ловко:

«Ты в Тулу съездий к матери, картошки привези,
А я в Самару — в Куйбышев лечу в командировку,
Партнеры ждут. Все схвачено, и сделка на мази».

Она вздохнула: «Ладно уж, раз надо, значит надо»,

Еды мне на дорогу наложила пять кило, —
Держись, мол, там Поволжье, там окопы Сталинграда,
Но я тебя дождуся всем хреновинам назло!

И чтоб мне без гульбы, без шашней!

И махнула мне вслед рукой:
«Будь здоров, дорогой, не кашляй!
Помни главное: я с тобой!»

Я в подъезде пошел вприсядку!

И по правде, и наяву
В Шереметьево, на посадку,
Как ошпаренный, когти рву!

И мы взлетели с Нюркою, я был слегка под «газом»,

Она шептала: «Милый, дорогой мой человек!»
И локтем в полудреме мне подбила оба глаза,
Когда я стюардессу в грузовой повел отсек.

И вот она, Анталия, — и жар, и страсти пламя,

И розы, и настурции — убиться-помереть!
Я Нюрку с ног до маковки осыпал лепестками,
Когда мы с нею ездили развалины смотреть.

Я с судьбою счастливой свыкся, —

Галстук, вазу купил, кинжал,
Я верхом залезал на сфинкса,
Нюрке сверху букет бросал.

Под предлогом просмотра мумий

Я ее затащил в музей
И в глухом углу без раздумий
На нее налетел, как змей!

А напротив, вон, как корова,

Жвачку ртом, как траву, жуя,
Танька, сволочь, стоит, Блинова, —
Смерть-погибель, беда моя!

Под облупленной штукатуркой

Пальцем тыкает в экспонат
И меня углядела с Нюркой,
И орет мне: «Предатель! Гад!»

Она с моей Валюхой — закадычная подруга,

Они по парикмахерским сидят с ней в бигудях.
Она мне рожу хлещет, завывает, словно вьюга,
А я, хрипя и плача, бьюсь, как мышь, в ее когтях!

Мне воздух режет легкие, мне крик забил трахею:

«Танюха, не закладывай, помилуй, пощади!»
Я бусы золоченые повесил ей на шею
И брошку с перламутрами пришпилил ей к груди.

Танька добрая, извинила

Мне мой грех. Я от сердца ей
Наложил в кулек сувениров:
«Все твое! Забирай! Балдей!»

И она вдали, за дверями

Средь густых растворилась трав,
Нюрку взглядами, как гвоздями,
Напоследок исковыряв!

А мы свое продолжили, мы были в прочной связке, —

В омара вилкой тыкали, глазели на рассвет,
Мы с ней оттарабанили неделю, словно в сказке,
И даже мне взгрустнулося, что Вальки с нами нет.

В последний вечер за нос нас вела судьба слепая.

Кабак. Танцуем-прыгаем. И тут же — вот те на! —
Блинова Танька с хахалем под ручку выступает,
И рядом — моя Валька, раскрасавица-жена!

И какой-то скот с пьяной рожей —

Хрен Иваныч, сморчок в очках,
На нее свою лапу ло́жит
И целует ее впотьмах.

Я спихнул со стола тарелки:

«Валька, сволочь, — кричу, — стоять!»
И охранники, вон, как белки,
Меж столами давай скакать!

Вот я в закусь клыки вонзаю,

Глаз шампанским хочу промыть.
Бред! Подстава! Я точно знаю,
Что такого не может быть!

И Валька нас увидела, скукожилась, пригнулась,

Потом на Нюрку зыркнула, все сразу поняла.
«Я в Туле там у матери…» — сказала и запнулась,
И к нам двоим помчалася, как пуля, как стрела!

Она на Нюрку топнула копытом, как кобыла,

И волоса ей вырвала, и серьги из ушей,
На них Блинова Танька, вон, туфлею наступила
И вбок моргает хахалю: «Спокойно! Все о’кей!»

Валька в тонусе! Бой! Коррида!

Свалка, месиво! Лязг зубов!
«Хочешь се́мью разрушить, гнида?
Дохлый номер! У нас любовь!»

И сморчку по очкам досталось,

И столы летят из окна,
И толпу, что на крик собралась,
Мочит Валька, моя жена!

Потом в одном и том же мы летели самолете,

Она сдала мне хахаля, когда я попросил:
«Петров, мол, зам. бухгалтера, сотрудник по работе,
Два года уговаривал и вот — уговорил».

Он пиво пил из горлышка, — какой-то мятый, блеклый,

«Твоя-то где?» — шепчу ему. «Махнула в Краснодар!
Сказала, что к брательнику поехала за свеклой.
А что?» «Да так, нормально все. Молчу. Не мой базар!»

Вот мы выпили, приземлились.

Вот и счет уж потерян дням.
Вот мы с Валькою помирились,
В зоопарк пошли к лебедям!

Валька булку кусает хмуро,

На природу глядит вприщур:
«Ах, какая я все-тки дура,
Что у фирмы купила тур!»

Валька в землю ногой молотит

Да об дерево бьет плечом:
«Пусть обратно нам деньги плотят, —
То, что отдых наш омрачен!»

Вот я дома рубаю студень,

Нож железный зажав в горсти:
«Мы в суде их, козлов, засудим!
Валя, милая, не грусти!»

1997