Возлюби ближнего своего

Сейчас стало привычно вместо слова «любить» рисовать сердечко. Особенно на майках часто видишь «Я (сердечко) Нью-Йорк», или то же самое, но вместо «Нью-Йорк» вставляют «Москва», а теперь уже и всё подряд. Представляю, если бы я прошёлся по Москве в такой же майке, с признанием в любви к городу Гродно. Народ читал бы и думал, «Гродно», это ещё что такое? А здесь, в Беларуси, на самой границе с Польшей, так органично петь ему о своей любви. Здесь все его любят и даже признаются в этом на множестве рекламных щитов.

Именно потому, что я так люблю это место, где прошли мои детство и юность, я и попытался было сюда вернуться. Прошло уже несколько лет, как я окончил институт, отслужил в армии и в конце восьмидесятых совершил попытку, правда единственную, — повернуть время вспять и вновь стать жителем города Гродно. Жить, уж если и не в самом областном центре, так хотя бы поселиться и работать где-нибудь рядом.

Сунулся в одно хозяйство, другое, но мне не везло — несмотря на красный диплом, нигде не брали. Встречал бывших однокурсников, за столь небольшой срок некоторые уже успели осесть на весьма солидных должностях. Но никто из бывших приятелей не помог. Этот факт стал для меня настоящим потрясением.

Один мой хороший знакомый, мы с ним в армии в одном взводе служили. Под конец, когда нам оставалось ещё полгода, я ему уступил своё место в Гродно, а сам остался дослуживать в Минске. Он был уже женат, ребёнок родился и понятно, что солдат тосковал по своим, а место рядом с домом было только одно, и оно было моим.

Я его тогда пожалел, а спустя несколько лет сидел у него в приёмной и всё представлял, как он обрадуется, когда секретарша доложит, что его старый друг, с которым было так много всего пережито, и хорошего, и плохого, дожидается его здесь за дверью.

— Виктор Николаевич занят и вас не примет.

— Нет-нет, девушка, что вы!? Он, наверно, не понял, скажите ему, что это я, Саша Дьяченко, мы с вашим шефом в одном взводе служили. Сколько раз он мне ещё сапоги ремонтировал, не может он меня не принять!

Секретарша, обескураженная моим напором, снова скрывается за дверью. Потом выходит и твёрдо повторяет:

— Виктор Николаевич извиняется, но принять вас не может. Просит зайти как-нибудь в другой раз.

В расстроенных чувствах выхожу из приёмной в коридор областного сельхозуправления, и буквально нос к носу сталкиваюсь с Сашкой Новиковым. Правда, «нос к носу» звучит немного тщеславно, скорее «нос к животу», мой нос чуть было не воткнулся в Сашкин живот. Оказалось, что мой бывший однокашник, такой большой, толстый и очень добрый, заведовал в то время всеми областными пчёлами. Вот он и пообещал пристроить меня к одному председателю колхоза.

— Каких ты там высот достигнешь, сказать не берусь, вот только скучно тебе там не будет, это я тебе точно обещаю. Выдержишь его, далеко пойдёшь, а нет, тогда ищи лучшей доли. Это всё, что я могу для тебя сделать. Без связей у нас ловить нечего.

Через неделю я — новый помощник заведующего молочно-товарным комплексом в деревне рядом с таким вожделенным городом Гродно — приступаю к исполнению своих обязанностей. Те, кто поработал в колхозе, наверняка осведомлён о прелестях утренней дойки. До сих пор помню, как шагаю под волчье завывание часа в четыре утра, спотыкаясь о невидимые кочки.

Угрюмые, невыспавшиеся люди, ради служебного жилья собравшиеся здесь, на этой ферме, с разных концов нашей необъятной страны. Кто-то плохо говорит по-русски, кто-то из-за крыши над головой оставил преподавание в школе и был вынужден перебраться в деревню. На рекламных проспектах всё очень красиво: довольные жизнью доярки и механизаторы, уверенно всматривающиеся в счастливое колхозное завтра, но есть реальность, ничего общего с этим счастьем не имеющая.

Ты живёшь в доме, который тебе не принадлежит, годами сажаешь картошку в чужую землю. Можно десятилетиями жить в таком доме, и он никогда не будет твоим, стоит только заболеть или не угодить начальству, чтобы в миг превратиться в бомжа. Этакая ипотека, длинною в жизнь. Хозяева колхоза и твоей жизни знают, что без дома и без прописки ты никто, и эксплуатируют бедолаг, точно крепостных. Хорошо, ещё паспорт не забирают.

В самом начале работы я обратил внимание, что мой непосредственный начальник никогда не расстаётся с куском резинового шланга с вплавленным в него металлическим болтом.

— Зачем тебе этот шланг? Почему ты его постоянно носишь с собой?

— Ты человек ещё новый и не знаешь местных обычаев. Советую и тебе что-нибудь такое постоянно иметь при себе. Это на тот случай, если нагрянет с проверкой председатель колхоза. Понимаешь, если что-то не так, он сперва бьёт, а потом уже разбирается. Я недоумеваю:

— Как это бьёт?

— А вот так. Приезжает он не один. Если всё нормально, то уйдёт молча, а если нет, то жди удар. Мужик без тормозов. Может и рёбра переломать. Тут инвалидом сделают в одну минуту.

— А куда милиция смотрит, прокуратура?

— Откупается. Однажды едут они с начальником участка, видят, мужик на санках сено везёт. Зубок, наш председатель, кричит: