Возлюби ближнего своего

Рассказывал мне один знакомый священник, ещё с советским стажем, он тогда диаконский сорокоуст при соборе проходил. Вечером после службы подходит к нему блаженный и предупреждает:

— Готовься, завтра тебя рукоположат в священники.

На следующее утро и впрямь была назначена пресвитерская хиротония, только не моя, а другого диакона. Потому я ему и отвечаю:

— Георгий, ты ошибаешься, это не меня, это другого рукополагают, товарища моего, мы с ним в семинарии в одной группе учились.

А он только улыбается мне своей детской улыбкой.

Следующим утром в собор на раннюю литургию съехалось с десяток священников, ждали владыку. Всё как обычно, готовясь к литургии и к рукоположению, не обратили внимания только на факт отсутствия самого рукополагаемого. А он, как оказалось, счёл себя ещё не готовым к служению в сане иерея и решил остаться дома. Только с отцами-то он не посоветовался, а те почувствовали себя обиженными поведением молодого диакона и справедливо потребовали, раз их собрали на рукоположение, то в этом воля Божия, и значит, кого-то нужно обязательно рукоположить. Но кого?

Кроме меня подходящей кандидатуры больше не нашлось, и отцы обратились к только что прибывшему владыке с ходатайством о моём рукоположении. Владыка задумался, потом подозвал ответственного за обучение сорокоустников:

— Отец, что ты о нём скажешь? — святитель указал на меня рукой. — Дай ему характеристику.

Спасибо тому батюшке, никогда больше я не слышал в свой адрес таких замечательных слов. Так совершенно неожиданно для себя в то утро я стал священником. Может это и хорошо, а то ведь ещё неизвестно, как бы я поступил, узнав заранее о дате хиротонии. Глядишь, перегорел бы, как тот мой однокашник, и тоже побоялся бы ехать.

Сегодня, когда восстановлены тысячи храмов, и рукоположены десятки тысяч новых священников, практически исчезли и те благочестивые праведники, молитвенники и блаженные, что молились возле разрушенных церквей, поддерживали людей словом и делом, крестили младенцев, читали Псалтирь по усопшим. Они исполнили своё предназначение, сохранили в народе веру и ушли. А тем, кто сегодня выдаёт себя за подвижников и провидцев, обвешиваясь крестами и иконами, всем этим многочисленным «бабам галям», «бабам тоням» и прочим, порой вещающим в мир даже с телеэкранов, — этим уже больше подходит имя «легион».

— Дедушка, — продолжает моя Вера Ивановна, — отошёл ко Господу в середине декабря 1961 года. Когда его хоронили, на пасмурном небе вдруг появилась круговая радуга, а в ней солнце. Так оно и сияло до тех пор, пока гроб с телом старца не опустили в могилку. Пятьдесят лет прошло, как дедушка умер, а у меня всё звучит в ушах его поговорка: «Сильный Ты наш Боже, всего мне дороже». Вспоминаю, батюшка, я те годы, родителей моих, их сверстников и друзей. Несмотря на то, что и причащались редко, да всё тайком, в храм почти не ходили, а радость была. Соберёмся у дедушки, а он нам из Евангелия почитает, что-то божественное расскажет, а потом мы все вместе поём духовные песни. Мы ведь раньше молились, а не вычитывали. Дедушка заставлял нас знать наизусть «Отче наш», «Богородицу» и «Символ веры». Говорил, пускай хотя бы это малое, но зато от всего сердца. Он ведь был совсем неграмотный, умел только читать и писать. В пустыньке, будучи один, составил несколько тетрадей с духовными записями. Этот обычай, выписывать выдержки из Священного Писания, мысли святых отцов, духовные стихи и песни, остался и у нас. Вот тетрадь моего уже покойного брата, он у нас на кладбище похоронен. Видишь, записи ещё карандашом, это он на фронте делал. А вот тетрадь самого дедушки.

Листал я эти тетрадки, читал записи — всё так просто и одновременно недостижимо высоко. Попробуй взойди на уровень этой простоты. Но праведники, слава Богу, не переводятся и сегодня, только очень уж они неприметны, не выпячиваются и потому не бросаются в глаза.

В феврале будет три года, как всей общиной хоронили мы нашу Аннушку-иконописца. Человек прожил всего двадцать девять лет, но этого хватило, чтобы во время похорон тяжёлая серая февральская мгла расступилась, и на небе появилось солнце, облечённое в круговую радугу. Оно словно бы ликовало, отражаясь в её полосках, одновременно в нескольких местах. И пока тело Аннушки не стали опускать в землю, оно так и играло.

С возрастом всё больше думаешь о вечности. Что мы о ней знаем? Да почти ничего. Зато я собственными глазами видел, как торжествует небо, встречая праведников. И с тревогой думаю, а меня, как меня там будут встречать?

Нет, конечно, я… окончил Свято-Тихоновский институт, и сам Святейший вручал мне диплом. Стал священником, служу у престола, пишу, проповедую, и тем не менее, всё чаще и чаще задумываюсь, что обо всём этом скажет Солнце?

«Я люблю Гродно»

И я люблю Гродно, кто же его не любит, — это моя первая реакция на огромный рекламный плакат, установленный на обочине одной из улиц города. Раньше их не было, а тут на днях родителей навещал и увидел.