Идём. Очень жарко, пот из-под камилавки заливает лицо. Рядом с нами проезжают многочисленные автомобили, люди, часто голые по пояс, открывают окна и снимают крестный ход на мобильные телефоны. Из машин доносится громкая ритмичная музыка, в каждом окне она своя. Музыка всякий раз диссонансом вторгается в сознание, но ты идёшь, молясь краткой молитвой, и музыкальный шум остаётся где-то там, снаружи, и после мелодии не липнут, как обычно, а исчезают вслед за их хозяевами. Справа, рядом с нами, по обочине дороги люди почти что бегут. Казаки постоянно их отсекают и просят идти сзади духовенства, но многие, несмотря ни на что, возвращаются.
Передо мной идёт отец Иоанн, хороший молящийся священник. Смотрю на его тень и вижу, что батюшка что-то читает, скорее всего, молитвы из служебника, и я пожалел, что не догадался взять с собой хотя бы чётки. В воздухе промелькнул запах мёда, всего на секунду, но мой нос уловил этот запах. Значит, где-то рядом липы, осматриваюсь кругом, нет, лип не видно, одни тополя. И вдруг рядом закричала женщина, она кричала что-то бессвязное, указывая рукой в сторону чудотворного образа. В то же мгновение её крик поддержала другая, потом третья… Они кричали и хохотали одновременно.
— Знаю я вашего Христа, знаю!
В следующий момент отец Иоанн резко повернулся к одной из них и громко спросил:
— А меня знаешь? Та уставилась на него злыми мутными глазами:
— Знаю тебя, ты Иван.
Батюшка обрадовался и, повернувшись ко мне, перекрестился: — Знают, слава Богу, значит не напрасно крест ношу!
Тогда я понял, о чём это он спрашивал бесноватую, и мне тоже захотелось задать ей этот же вопрос, но я не решился, боясь услышать в ответ что-нибудь наподобие: — А ты наш, наш, даже не сомневайся.
Останавливаемся, читаем Евангелие и следуем дальше. Во время остановки от раскалившегося асфальта нестерпимо разогревается подошва обуви, и ты невольно пританцовываешь.
Рядом, регулируя движение, идёт милиционер с рацией: — Этого ещё нам не хватало, — поворачивается он ко мне с досадой, — впереди сбили мотоциклиста, сейчас будет пробка.
И, действительно, скоро не так далеко от нас замаячил хвост из множества стоящих автомобилей. И почему-то снова пахнула мёдом, а потом ещё чем-то таким знакомым, но еле уловимым запахом, немного напоминающим корицу, но только с горчинкой.
Мы выходим из города, спускаемся с горочки, а потом поднимаемся вверх. Мне хорошо видно тех, кто идёт впереди, многочисленные хоругви, передвижную звонницу, колонну священников.
— Посмотри назад, — это отец Иоанн.
Оборачиваюсь и вижу владык, идущих в окружении огромных икон — знамён, а за ними кажущееся бесконечным море людей. Оказывается, к нам присоединились крестоходцы, только что пришедшие из Киева, подошли паломники из Беларуси и с юга России. Крестный ход, растянувшийся, как минимум, на километр, приближается к автомобильной пробке, сейчас мы остановимся, но, о чудо, машины двинулись вперёд, а мы вошли в Боголюбово.
Боголюбово далеко не Владимир, хоть и находится совсем рядом. Мы движемся в сплошных клубах пыли, идти тяжело, каждый шаг даётся с большим трудом. Вдоль дороги, как и везде, выстраиваются любопытные, нас фотографируют, кто-то снимает на камеру.
Приближаемся к монастырю, и я чувствую, что вхожу в сплошной поток необыкновенного запаха, источник которого никак не могу определить. Батюшка, идущий за мной, тихо произносит: — Отцы, миро.
И я немедленно вспоминаю, что именно так благоухали мощи преподобного Симеона Дайбабского Черногорского, именно этот запах стоял возле частиц мощей святых в Которском храме, а ещё в Александровском монастыре у раки преподобного Корнилия, у мощей преподобного Александра Свирского и много где ещё. Молитва тысяч людей, идущих по жаре или под дождём, по непролазной распутице или раскалённому асфальту, «пробивает» Небо, и Оно словно «опускается» на землю, а ты, находясь в колонне, опытно переживаешь присутствие Неба.
В этом-то и заключается тайна и притягательная сила крестных ходов. Если Бог благословит, на следующий год я уже не стану ждать приглашения.
Удивительное состояние, мы шли одновременно по Небу и по земле, в клубах пыли и потоке мира. В этот момент я отчётливо осознал, что мы вышли из времени, и сейчас оно над нами не властно, что секунды и минуты остались где-то там, за бортом, а в нашем настоящем всё совсем-совсем другое.
Не знаю, слышал ли этот запах кто-нибудь, кроме нас, мы-то шли рядом с владыками. Может именно поэтому те люди, что с самого начала никуда не хотели уходить, до конца и пытались идти рядом с нами?
В самом монастыре нас встречали квасом с мягкими булками, вот где мы попили. Потом я бегал среди встречающих, собирая отцов, что поедут вместе со мной назад в одной машине. И всякий раз, пробегая по узкой дорожке, задевал подрясником бабушку схимницу, уж больно неудобно она расположилась. Останавливался, из вежливости просил у неё прощения и бежал дальше. И всякий раз она пыталась что-то сказать мне в ответ, но не успевала.