Однажды разговорились с одинокой молодой женщиной. Оказалось, что она страдает эпилептическими припадками уже лет пятнадцать. А началось всё это после одной детской проказы. К ним в дом из деревни перевезли старенькую бабушку. Больной беззащитный человек почему-то немедленно вызвал у девочки-подростка резкое неприятие. Ребёнку не нравилось как бабушка молится, впрочем, не нравился и сам факт того, что она молится. Раздражало и то, как старушка говорила, и как ходила. Всё, абсолютно всё в ней не нравилось. Когда родители уходили на работу, девочка с бабушкой оставались одни. И тут уж она не стеснялась ни в формах обращения с ненавистным старым человеком, ни в выражениях в её адрес. А та, будто и не слышит, как внучка с ней обращается, всё «Лизок да Лизок» называет и улыбается так, словно «Лизок» не оскорбляет, а расточает ей комплименты.
— И вот однажды, — вспоминает моя собеседница, — вижу, бабка пошла на кухню и, видать, собирается попить чаю. Я стою в коридоре и тихонько за ней наблюдаю. Та, значит, налила себе в чашку кипятку, плеснула заварки, берёт конфетку и, не ожидая никакого подвоха, начинает садиться на стул.
Этого момента я будто бы и ждала, а в самое последнее мгновение, неожиданно для себя, резким ударом ноги выбила из-под неё стул. Вы бы видели, как смешно она падала, как взлетели вверх её ноги, а тут ещё этот чай. Это было такая умора, что я не выдержала и захохотала.
Смеюсь и не могу остановиться и слышу, что смех уже больше не смех, а крик. Мой крик. И сама я, перестав чувствовать и управлять своим телом, падаю навзничь и начинаю биться в конвульсиях. Так со мной случился первый припадок.
Ещё как-то общались мы с мамой одного двадцатилетнего юноши. Сама женщина приезжала погостить к кому-то здесь у нас на дачу. Зашла в храм, и в разговоре со мной поделилась своей проблемой. А заключалась она в следующем, её сын никак не мог причаститься. В храме вёл себя хорошо, на службе мог часами стоять где-нибудь в уголке и молиться. Подходил к исповеди, каялся обстоятельно, анализируя свою жизнь, мысли и чувства. Но как только делал попытку подойти к чаше на причастие, неведомая сила схватывала его и с силой швыряла на плиты пола, и юноша начинал заходиться в припадке. Эти припадки практически не случались с ним в другой обстановке потому я и предположил, что исходная причина его страданий лежит где-то в духовной области.
Конечно, разбираться с такими сложными духовными вопросами не уровень сельского священника. Мы можем с человеком помолиться, исповедать его, подсказать как и стоит ли ему поститься, какое взять на себя молитвенное правило, а с подобными вопросами отправляем к более опытным духовникам.
Это сегодня, в силу сложившихся обстоятельств, каждый священник является духовником и принимает исповедь. Раньше такого не было, исповедовали только очень опытные отцы. В больших мужских монастырях и сейчас далеко не каждому монаху-священнику благословляется принимать и исповедовать народ.
Но мать, переживая о своём единственном сыне, всё донимала меня вопросами. Отказать в помощи я не мог, хотя и реально помочь тоже был не в силах. Тогда я принялся расспрашивать женщину, и она рассказала о первом внезапном припадке сына, случившимся с ним в одиннадцать лет. После ничего подобного не происходило, до тех пор, пока лет через пять они вместе с мальчиком не стали посещать храм и молиться. Тогда-то при попытке причаститься с ним вновь случился припадок, и такие припадки повторялись только возле чаши. Зная, что дети часто болеют по грехам родителей, я попросил женщину подумать и вспомнить тогдашнюю её жизнь и поступки, предшествующие заболеванию мальчика.
Через несколько дней она меня вновь нашла и сказала, что ей удалось восстановить в памяти те давние события. В то лето они с сыном собрались в деревню к бабушке. Деревня находилась в глухом месте, вдалеке от столицы, и вообще от каких бы то ни было городов. Время пришло, её жители вспомнили, что когда-то их деревня именовалась селом и в нём была своя церковь. Выпросили они у владыки священника, но поскольку село то было маленькое и такое бедное, что даже неприхотливому сельскому батюшке выжить с семьёй было бы невозможно, то и благословили восстанавливать этот храм молодому иеромонаху.
Буквально перед самой поездкой на отдых в деревню моя собеседница прочитала модную тогда книжку «Поющие в терновнике». Когда деревенская скука стала брать своё, молодая незамужняя мама вдруг почувствовала себя героиней того самого женского романа. И объект интереса совпадал, монах, как и в книжке. Столичная гостья применила всё своё искусство очаровывать и добилась-таки своего. Монах, он хоть и монах, но продолжая оставаться мужчиной, не устоял и вернулся обратно в монастырь на покаяние, а моя собеседница, удовлетворив честолюбие и ощутив себя героиней романа, вскоре забыла ту мимолётную деревенскую интрижку, да так, что пришлось приложить усилия, чтобы о ней вспомнить.