Возлюби ближнего своего

Зато её невинный ребёнок вскоре по возвращении в столицу упал навзничь, в первый раз, корчась в муках и захлёбываясь собственной слюной.

Всё больше и больше убеждаюсь, что в наше время, впрочем, как и всегда, дети страдают по грехам родителей. Я ничем не смог им помочь, но хотя бы указал матери путь к покаянию за поломанную судьбу её сына, а это, согласитесь, уже немало.

Ещё помню молодую женщину, она зашла в храм, ставила свечи и долго смотрела на иконы. Потом подошла ко мне, оказалось, что она откуда-то из-под Брянска:

— Батюшка, подскажите, кому нужно свечку поставить? У сестры маленький мальчик, не успел родиться, а уже из больницы не выходит. Постоянные эпилептические припадки. Первые три года было ещё терпимо, а сейчас, просто беда, один за другим.

Вспоминая наш разговор с той женщиной психиатром, я стал расспрашивать мою собеседницу о родителях ребёнка, пьют они, или нет, ну, и другие подобные вопросы. Оказалось, нет, родители мальчика очень приличные люди и дурными привычками не страдают.

— Скажите, а кем были ваши предки? Не было ли среди них тех, кто рушил храмы, монастыри, убивал верующих, участвовал в репрессиях, организации голодомора, издевался над крестьянами, охранял сталинские концлагеря?

Она задумалась:

— Батюшка, есть такое. Прадед младенца во время войны добровольно стал служить немцам и участвовал в карательных операциях против мирного населения. Причём, после войны он выжил, и я знаю, никогда не раскаивался в том, что творил с людьми. Считаете из-за него младенчик и страдает?

Больное проклятое потомство. Приходит время и наступает расплата за совершённое нами зло. Впрочем, как и за добро. Меня всякий раз поражают слова 36 псалма: «Я был молод и состарился, и не видел праведника оставленным и потомков его просящими хлеба».

Дал я ей адрес одного батюшки из старинного русского монастыря и посоветовал свозить ребёнка к старцу.

— Думаю вам не только дитя, но и себя и сестру, и вообще всё ваше семейство отмаливать нужно.

— А что, это как-то возможно?

— Возможно, только вера нужна.

Я взял Евангелие от Марка и прочитал ей из девятой главы известную историю о мальчике-эпилептике, евангелист называет его бесноватым, и его несчастном отце, которому Господь на просьбу об исцелении отрока и ответил, «если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему».

И видел потом, как подходит она к каждому образу, крестится и что-то говорит. Я не слышал слов её молитвы, но не сомневаюсь, что всякий раз она повторяет и повторяет вслед за тем рыдающим отцом из евангельской притчи:

«верую, Господи! Помоги моему неверию».

Гиезиево проклятие (ЖЖ-19.02.10)

Колокольня высотой в 43 метра, в деревне. Ни денег, ни лесов, ни рабочих, а делать нужно — под угрозой обрушения верхний ярус. Там когда-то висел колокол весом в шесть тонн. В своё время, в самом начале прошлого века, несколько сотен мужиков подняли его при помощи хитроумной системы коловоротов. А в 1935 году местная власть сбросила колокол вниз. Это, конечно, полегче, чем поднимать, но стену разворотили. С тех пор колокольню не чинили, и она медленно разрушалась. Ветер на такой высоте сильный, выдувает старый слабообожжённый кирпич. А ещё и вездесущие берёзки, словно опята, во множестве своём облепившие ствол колокольни.

Нужны были строительные леса, и мы целый год валили лес и распускали его на доски. И ещё заготовили целый штабель длинных, метров по двадцать, хлыстов сосны. Но лес лесом, а если не найдёшь умелых рабочих рук, то колокольню от обрушения не спасти. Кого мы только не просили, но люди или ужасались высотой колокольни, или требовали от нас невозможные суммы.

Впору было отчаяться, но мы не унывали и молились, а Бог дал нам Файзулу с его многочисленными племянниками. И мы сделали колокольню, а день, когда после окончания работ с неё убрали строительные леса, стал праздником для всей округи.

Белоснежная свеча на фоне унылой бесформенной громадины из выщербленного кирпича, но начало положено. Древние старушки, ещё помнившие прежний храм, от радости плакали. И именно в этот момент меня в первый раз спросили: — Батюшка, а разве так можно, чтобы мусульмане восстанавливали православную церковь?

Спрашивал человек сильный и небедный. Этот вопрос и у меня постоянно крутился в голове, почему никто не согласился работать на храме, кроме этих узбеков? Нина, наша староста, перехватывает инициативу: — А действительно, почему? Петрович, ты же из наших мест, и храм тебе этот считай родной. Поговорил бы с людьми, у нас много предпринимателей из местных, создали бы попечительский совет. Разве не жалко, что такая красота разрушается?

С того дня у нас в самом деле заговорили о попечительском совете, и даже как-то один раз собирались. Но дальше разговоров дело не пошло, а у попечителей рядом с храмом, росли величественные особняки.