Возлюби ближнего своего

Некоторое время она молча глядела на него. Ее лицо посерело, кости резко выпирали из-под кожи, а волосы за ночь утратили блеск и стали блеклыми, словно ослепли. Штайнер видел и не видел всего этого; он замечал лишь одно — ее дыхание не прекращалось: и пока она дышала, она оставалась для него Мари, его женой, овеянной отблеском молодости, памятью об их неразрывном союзе.

Вечер вполз в комнату. В коридоре, за дверью то и дело слышалось вызывающее покашливание Штайнбреннера. Дыхание Мари стало каким-то плоским и совсем слабым, затем прерывистым. Наконец оно стихло, как уснувший легкий ветерок. Штайнер держал ее руки, пока они не похолодели. Он умирал вместе с ней. Когда он встал, чтобы выйти, ничего от него не осталось. Бесчувственный, чужой самому себе, он был лишь какой-то пустой оболочкой, подобием человека. Выходя, он равнодушно взглянул на сестру. В коридоре его встретил Штайнбреннер и конвоир.

— Больше трех часов мы прождали тебя, — прошипел Штайнбреннер. — Это я тебе еще не раз припомню, можешь не сомневаться.

— Я и так не сомневаюсь, Штайнбреннер. Верю в тебя.

Штайнбреннер облизнул губы.

— Ты, вероятно, знаешь, что обязан называть меня «герр вахтмайстер»? Думаю, что знаешь, не так ли? Но ничего — продолжай называть меня «Штайнбреннер», говори мне «ты», пожалуйста, — но ты у меня наплачешься, неделями будешь плакать, дорогой мой, и не просто, а кровавыми слезами. Ведь спешить нам с тобой некуда.

Они двинулись вниз по широкой лестнице. Штайнер шел между двумя конвоирами. Был мягкий вечер, и доходящие до пола окна в овально изогнутой наружной стене стояли открытыми настежь. Сквозь запах бензина угадывалось приближение весны.

— У меня с тобой бесконечно много времени впереди, — медленно и довольно заявил Штайнбреннер. — Вся твоя жизнь, мой красавчик. И наши фамилии так здорово подходят одна к другой — Штайнер и Штайнбреннер[29]. Посмотрим, что еще из этого получится.

Штайнер задумчиво кивнул. Косо врезанное, распахнутое окно увеличивалось, приближалось, вот оно уже совсем близко. Он толкнул Штайнбреннера к окну, прыгнул на него, через него и вместе с ним рухнул в пустоту.

— Деньги можете без колебаний взять себе, — сказал Марилл, подавленный и разбитый. — Он оставил их мне именно для вас. Приказал передать их вам, если не вернется.

Керн отрицательно покачал головой. Он только что прибыл в грязной и потрепанной одежде и теперь сидел с Мариллом в «катакомбе». В Дижоне шофер автопоезда взял его помощником и довез до Парижа.

— Он вернется! — сказал он. — Штайнер вернется!

— Он не вернется! — резко ответил Марилл. — Господи, и без того тошно, а вы тут со своим «Вернется! Вернется!..» Не вернется он! Вот, читайте!

Он достал из кармана смятую телеграмму и швырнул ее на стол. Керн разгладил бумажку. Телеграмма была отправлена из Берлина и адресована хозяйке «Вердена».

«Сердечно поздравляю с днем рождения. Отто», — прочитал Керн и недоуменно посмотрел на Марилла.

— Что это значит?

— Это значит, что его арестовали. Мы с ним так договорились. Телеграмму должен был отправить один из его друзей. Другого нельзя было ожидать. Я его предупреждал... Да возьмите же, наконец, эти грязные бумажонки!

Он пододвинул Керну деньги.

— Здесь две тысячи двести сорок франков, — заявил Марилл. — А вот еще кое-что! — Он достал бумажник и извлек из него две маленькие книжечки. — Билеты из Бордо в Мексику. Для вас и Рут. Поедете на «Такоме». Португальское грузовое судно. Отплытие восемнадцатого числа. Я вручаю вам деньги, оставшиеся после покупки билетов. Визы уже получены и находятся в Комитете помощи беженцам.

Ничего не понимая, Керн уставился на билеты.

— Но... — начал было он.

— Никаких «но»! — с досадой прервал его Марилл. — Давайте-ка без шуток, Керн! Все это и так стоило огромных трудов! Слепой случай! Три дня назад комитет получил от мексиканского правительства разрешение отправить в Мексику сто пятьдесят эмигрантов. Единственное условие — оплата проезда за свой счет. Это одно из чудес, которые происходят время от времени. Примчался Классман, и мы тут же купили вам билеты. Малейшее промедление, и все места были бы расхватаны. Благо у нас были деньги... Ну и... — Он осекся. — Ивонна, принесите мне рюмку вишневки, — обратился он к толстой кельнерше из Эльзаса.

Ивонна кивнула и, покачивая бедрами, заковыляла к кухне.

— Принесите две! — крикнул Марилл вдогонку.

Ивонна обернулась.

— Я бы и так принесла две, месье Марилл, — сказала она.

— Ладно, хоть одна понятливая душа!

Марилл снова обернулся к Керну.

— Ну что, понял наконец? — спросил он. — Все это немного неожиданно, согласен. Если вы предъявите в префектуре билет и мексиканскую визу, вам разрешат проживать во Франции до дня отправления судна. Даже если вы въехали сюда нелегально. Комитету беженцев удалось выторговать эту уступку. Пойдите туда хоть завтра утром. Другой возможности выбраться из всего этого дерьма у вас нет.

— Да. При первом переходе границы — месяц тюрьмы, при втором — полгода...