Как выяснил Алексей, начальник хозторга, выступая вчера по телевидению, призывал создать вокруг работников торговли атмосферу дружбы и уважения.
— Но встречаются еще отдельные покупатели, — с нескрываемой печалью говорил он, — которые проявляют высокомерие к работникам торговли, оскорбляют их своими необоснованными требованиями и придирками.
В подтверждение своих слов начальник хозторга зачитал жалобу некоего гражданина Чудновского.
Сразу же после работы Алексей кинулся на студию телевидения. Понадобилось два часа, чтобы установить, была ли вообще такая передача. Создавалось впечатление, будто работники студии свои программы не смотрят.
Наконец кто-то из нештатных редакторов, случайно в этот день оказавшийся в студии, припомнил, что действительно вчера в «Новостях» выступал начальник хозторга.
— Если у вас есть к нему вопросы, то здесь вы их все равно не выясните. Поезжайте в хозторг.
— Но я надеялся, что здесь, в студии…
— Наивный человек, — удивился редактор. — Разве у нас что-нибудь выяснишь? Это же телевидение! Иллюзион!
По пути в хозторг Алексей решил заехать в магазин № 16. Но магазина он не нашел. Там, где недавно шла торговля хозтоварами, Алексей увидел груду досок, кирпичей и огромное ведро с разведенной олифой. На чудом уцелевшей замазанной краской двери висел плакат:
«Ну что ж, — решил Алексей, — вся надежда на хозторг».
Но и там его не баловала удача.
Секретарша, правда, подтвердила, что начальник действительно выступал вчера по телевизору и про этот дурацкий факт с лечебным бельем говорил довольно подробно, но сразу же с телестудии отбыл в Москву на семинар и возвратится не раньше чем через месяц.
Вконец опечаленный Алексей махнул рукой.
— Выходит, и конца этой проклятой чертовщине не найти? Ведь это же самая настоящая клевета, — горячился Алексей. — И в магазине я этом никогда не был, и, главное, жалобы-то никакой не писал…
— Напрасно вы так убиваетесь, — успокаивала секретарша. — Выяснится ваше дело. Не должен порядочный человек за чужую вину отвечать. Меня вот тоже по сто раз на дню бюрократкой называют, а разве это моя вина, что ни одного начальника никогда на месте нет?
Оставалось одно — обратиться за помощью в газету. Здесь Алексею повезло. Он быстро отыскал комнату, на двери которой висела дощечка:
«Сюда-то мне и надо», — решил Алексей и смело толкнул дверь.
За большим столом сидел ослепительно рыжий молодой человек и перебирал содержимое толстой папки.
Так вот он какой, этот Лукерьев!
Алексей частенько и с удовольствием читал интересные фельетоны Лукерьева и был рад наконец увидеть своего любимого автора, так сказать, в натуральную величину. Правда, читая лукерьевские фельетоны, он представлял его себе чуточку постарше, и уж никак не рыжим, но то, что Лукерьеву по виду не больше двадцати двух лет, это даже лучше. В таком возрасте самые редко встречающиеся факты не пугают своей необычностью, а смелость, присущая молодости, иногда с лихвой окупает недостаток жизненного опыта.
Юный журналист настолько увлекся рассказом Алексея, что прежде чем сделать какую-нибудь запись в блокноте, подолгу держал во рту шариковую ручку.
— Вы мне эту хозторговскую бумажку оставьте. С нее мы и начнем вертеть колесо, — пощипывая запроектированную бородку, сказал журналист. — Расследование вашего дела я возьму на себя. Звать на помощь милицию пока не будем. Не пройдет и двух недель, как фельетон появится на страницах нашей газеты. Почему вы так недоверчиво на меня посмотрели? Может быть, не верите в торжество справедливости?
Рыжеволосый фельетонист схватил со стола окантованную фотографию и, подняв руку, торжественно произнес:
— Клянусь портретом Михаила Кольцова, что анонимный клеветник будет разоблачен в кратчайший срок!
С фотографии смотрели умные, веселые глаза очкастого человека.
О, Алексей уже не сомневался, что отныне его судьба находится в надежных руках и его делу будет дана «зеленая улица». Шутка ли сказать, сам Григорий Лукерьев — гроза бюрократов, волокитчиков и клеветников — обещает вести расследование и написать фельетон! Теперь тебе не уйти от ответа, анонимный подлец!
Предвкушая радость предстоящей реабилитации, Алексей вспомнил, что сегодня должна приехать из Ялты Надя.
Через каких-нибудь полчаса с букетом гвоздик и коробкой «ассорти» Алексей стоял у дверей Бурылиных и, волнуясь, нажимал знакомую кнопку звонка.
— Да, — сказала Ирина Федоровна, открывая дверь, — Надя приехала, но позвонил этот певец и вызвал ее в садик. Для важного, сказал, разговора.
По всему было видно, что Ирину Федоровну чем-то тяготит появление Алексея, но в то же время она хотела бы, чтобы он задержался…
— Возможно, он насчет этого письма что-нибудь выяснил.
— Какого письма?
— Да вчерашнего. Ты сам почитай, только уж Наде не говори, — строго предупредила Ирина Федоровна. — Секрет.
Быстро отыскав какую-то бумажку, она протянула ее Алексею.