Возлюби ближнего!

На свое несчастье, однажды наш бедный влюбленный, прячась за водосточной трубой, увидел Надю с этим распроклятым Будринцевым, который ей что-то рассказывал. Надя громко смеялась.

«Все ясно, — не замедлил с выводом Алексей. — Это он про меня рассказывал, и смеялась она надо мной!»

Вдолбив себе в голову, что в глазах Нади он опозорен навеки, Алексей не желал даже слушать никаких советов и увещеваний своих друзей.

— Да ты иди к ней, — в один голос твердили ему приятели, видя, как от этой чертовщины он чахнет буквально на глазах всей заводской общественности.

— Иди и объясни, — горячились ребята. — Скажи, что это клевета, наговор, злая выдумка…

— Нет! — упорствовал Алексей. — Не могу, стыдно мне ей на глаза показаться. Да она и разговаривать со мной теперь не станет…

Целыми вечерами, сидя у себя в комнате, Алексей пребывал во власти самых печальных размышлений.

«Уж оклеветали бы как-нибудь по-другому, — думал он, — назвали бы вором, драчуном или растратчиком. Я бы в два счета эти обвинения опроверг… А то попробуй докажи, что ты не жлоб! Слово-то какое поганое! Стыд-то какой!»

Оставался один выход — быстрее забыть Надю. И уже от одной этой мысли она казалась ему еще желаннее.

Как-то придя домой после собрания, он бросился в одежде на диван, нырнул с головой в подушку и, шепча со слезами: «Прощай, Надя, я сам все понимаю!» — уснул крепким сном свободного от дежурства бойца пожарной охраны.

Разбудил Алексея смех. Громкий, очень знакомый, чуть-чуть булькающий, горловой смех.

«Уж не брежу ли я?» — подумал Алексей, не открывая глаз, и, повернувшись на другой бок, как это часто бывает с нервными натурами, мгновенно уснул еще крепче.

— Алеша, Алексей Дмитриевич… Гражданин Чудновский…

Кто-то усиленно теребил его за плечо и снова смеялся неповторимым Надиным смехом.

«Да что это со мной?» — с трудом продирая глаза, недоумевал Алексей.

Он вскочил с дивана и носом к носу столкнулся с Надей.

— Наконец-то проснулся мой спящий красавец! А я уже хотела «скорую» вызывать!

Теперь Алексей окончательно пришел в себя. Убедившись, что перед ним не очередной сюрприз чертовщины, не привидение, а его Надя Бурылина, он пришел в сумасшедший восторг и кинулся обнимать и целовать свою возлюбленную.

Алексей даже подталкивал ее локтем в бок, как это всегда делал его новый друг Тарелкин.

Однако экстаз, столь неожиданно овладевший им, так же неожиданно покинул его.

Вспомнив все, что с ним произошло за этот короткий и мрачный период вынужденной разлуки с Надей, Алексей плюхнулся на диван и обхватил голову руками. Наконец он немного успокоился и, не подымая глаз, чтобы скрыть слезы, сказал внезапно осипшим голосом, словно только что хватил изрядную порцию свежезаваренной горчицы:

— Я не виню тебя, Надя… Ты не виновата. Я понимаю… Все понимаю…

— А что тут, собственно говоря, понимать?

Она приготовилась сказать еще что-то, да не тут-то было.

Алексей опять обхватил голову руками и со стоном произнес целый монолог:

— Я знаю… Заранее знаю все, все, что ты можешь сказать… И я понимаю, моя дорогая, что при сложившейся обстановке человек с моей теперешней репутацией не может жить прежними мечтами… Я понимаю — мне не быть твоим мужем… Да-да… Не спорь.

Доведя себя до столь высокого накала чувств, Алексей, что бывает с людьми в подобном состоянии, вдруг закончил свою речь безразмерным белым стихом:

— Прощай, Надя! Ступай и забудь обо мне. Я прощаю тебя. Не сержусь и не буду сердиться, буду помнить всегда, что вина не твоя. И во всем виновато лишь одно положенье вещей!

— Да ты и верно малость чокнутый! — вспылила Надя. — Слова какие-то уцененные толкаешь. Слушать противно!

— Что же в моих словах такого… уцененного? — спросил Алексей, никак не ожидая, что Надя так грубо отреагирует на вырвавшиеся из глубины его души возвышенно-поэтические строки.

— Все! — размашисто отрубила Надя. — Шипишь на манер испорченного магнитофона. И перестань, пожалуйста, свою голову обнимать. Арбуз, что ли, покупаешь?

Резкость, с которой были сказаны эти слова, способствовала окончательному пробуждению Алексея. Теперь он долго, будто бы впервые, разглядывал ее лицо, и это еще больше ее разозлило.

— Ну что пялишь глаза, как баран на шашлычника?

«Раньше я от нее такого не слыхивал, — подумал Алексей, — не иначе как в каком-нибудь ялтинском ресторане подцепила».

— Думала, обрадую своим приходом, — не скрывая разочарования, призналась Надя. — О свадьбе поговорим… Затвердим точную дату, обсудим финансовые вопросы…

— О какой свадьбе? — удивился Алексей, принимая Надины слова как еще одну доставленную на дом неприятность.

Надя даже сплюнула со злости.

— Известно какой! О своей свадьбе, понятно… Ну, о нашей, значит. Твоей и моей…

Эту речь Надя произнесла уже совсем раздраженно, словно разговаривая с непонятливым абонентом, требующим срочно починить телефон и не желающим понять, что «таких, как он, много», и «все хотят срочно», и «всем очень нужен телефон».