Возлюби ближнего!

— Да так, — неопределенно ответил отец, — молодость свою вспомнил… жену покойную… сына своего… Давно это было. Очень давно…

Заметив, что отец снова уставился в одну точку, хозяин выразил явное беспокойство.

— А вот думать-то вам об этом и не рекомендуется… Помните нашу договоренность? Что было — то давно прошло. С тех пор как подписан контракт — вы не просто дельфин, а величайший артист мира и его окрестностей! Вы чудо века! У вас есть только настоящее и будущее!.. Прошлого нет!.. Прошлое — прошло… Навеки! Навсегда!

Словно испугавшись собственного крика, хозяин вдруг заулыбался, захихикал и, поспешно вытащив из кармана какую-то баночку, достал оттуда несколько маленьких белых крупинок.

Стоило только отцу увидеть банку, как он сразу же оживился, вытянул голову, широко раскрыл рот.

— Ну уж так и быть, — хихикая, сказал хозяин, — так и быть… Прими три штучки.

Проглотив крупинки, отец сразу же неузнаваемо переменился.

Он снова, как и в первую встречу, подпрыгивал, смеялся без всякой причины, и взгляд его, недавно еще такой задумчивый и беспокойный, снова стал бездумным и пустым.

— Пора топать, моя крошка! — хлопая по спине отца, весело проговорил коротышка. — А после выступления я тебе, так и быть, дам еще три зернышка!

От этих слов Майна-Виру охватил такой бурный приступ радости, что он, даже не обернувшись в нашу сторону, будто бы нас тут и не было совсем, зачавкал, засвистел, и вскоре я услышал его голос, обращенный к восторженно встретившей его публике:

— Алло! Добрый вечер, леди и джентльмены! Дельфин Майна-Вира шлет вам привет и лучшие пожелания!

— О-о, негодяй! — чуть не плача, повторяла гринда, и от негодования пальцы ее больно впивались в мое тело. — Подлец! Преступник!

— Вы о ком? — спросил я.

— О его хозяине. Теперь понятно, почему Майна-Вира не узнал ни вас, ни меня. Этот хищник отбил у него память. Белые зернышки — это же гашиш! Ваш отец плохо кончит. Он стал наркоманом!

Последние слова гринды заглушили гулкие раскаты грома. Океан загудел, ветер поднял такие волны, что мы вынуждены были подплыть еще ближе к океанарию.

Однако, несмотря на сверкавшую в темноте молнию, ни один человек не поднялся с места.

Держась за канаты, Майна-Вира, очевидно боясь нарушить контракт, только что закончив клоунаду, сменив шляпу на мичманку, пел матросскую песенку, которую я слышал от него еще в далеком детстве:

Малютка Нелли, хай-ду-ю ду,
Мы верим, Нелли, в твою звезду,
И в час вечерний
Ты здесь в таверне,
Как белый ангел в аду…

Волны с грохотом ударили в стены океанария. Раздался страшный треск.

— Смерч! — крикнула мне гринда. — Ныряйте!

— Спасайтесь! — неслось отовсюду. — Спаса-а-йтесь!

— Карраул…

— Будьте здоровы! — кричал вслед разбегающимся в панике зрителям Майна-Вира. — Покупайте универсальные зонтики фирмы Штрумен и К°! Попутного ветра! Шесть футов вам под килем!

Лишь на другой день стали известны подробности катастрофы. Смерч разрушил только океанарий. Из людей никто не пострадал. Если не считать хозяина. Он, говорят, ругался так громко, что временами даже умудрялся перекричать шум взбесившегося океана.

— Я остался нищим! — вопил хозяин. — Я разорен!.. «Сенсация века», дельфин Майна-Вира исчез!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Неожиданное решение гринды. Я продолжаю путь в полном одиночестве.

Как всегда после сильной бури, наступила такая тишина, что слышно было, как взбираются по скользкому берегу смытые со своих насиженных мест лягушки.

Плыть было легко, и я рассчитывал, что не пройдет и месяца, как мы будем в Черном море.

По пути мы подробно обсуждали предстоящие встречи с попугаем Адвентистом и моей знакомой аквалангисткой.

Тем неожиданнее явилось вдруг решение гринды немедленно вернуться к месту катастрофы. Она мотивировала это тем, что очень волнуется и до сих пор никак не может успокоить свои нервы.

Я истолковал состояние гринды очень прямолинейно и по своей привычке давать советы даже тогда, когда меня об этом не просят, рекомендовал для успокоения нервов запивать проглоченную щуку свежим соком морской капусты.

Гринда негодующе фыркнула и сердито ударила хвостом по воде.

— Иногда, — сказала она, успокоившись, — меня просто удивляют ваши советы, мой дорогой ученик. Речь идет не о пищеварении, а о моем душевном состоянии. Я никак не могу себе простить, — с горечью произнесла гринда, — что не попробовала уговорить Майна-Виру уплыть от этого противного человека.

Кто знает, может быть, она ждала, что я последую вместе с ней и тем самым на деле продемонстрирую любовь к отцу? Но, видимо, не так уж горячи были мои сыновьи чувства. К тому же на этот раз я ничуть не сомневался в гибели Майна-Виры. Что касается гринды, то ее решение было бесповоротно.