Ведь никакой «Инюрколлегии» и в голову не придет предположить, что разыскиваемый ею племянник мадам Тюббик нигде не работает, издавна застрял в отдаленном от центра городишке и опустился до такой степени, что даже не может собрать денег на дорогу.
Было уже немало случаев, когда необходимая сумма сколачивалась, но тут подлетали дружки-приятели, требовали «отвальную» и все до копейки пропивали…
Существовало и еще одно важное обстоятельство, мешающее верить в благополучный исход похода за наследством.
Больше всего, пожалуй, Кореньев опасался, что могут заинтересоваться его моральным обликом: частая смена и крайняя непродолжительность срока работы, а в последнее время и вовсе отсутствие трудовых отметок в паспорте — все это наверняка создаст у юристов очень плохое впечатление.
Свои сомнения Кореньев высказал Гарри, сидя в его крохотной комнате в покосившемся от ветхости доме, уже давно назначенном на слом. До этого Гарри занимал в центре города хорошую квартиру из двух комнат, где жил вместе с родственниками. Постепенно вся родня Гарри переженилась и разъехалась, а он перевел всю квартиру на свой счет и вскоре занялся обменными операциями. За два года он поменял четыре адреса, и чем больше ухудшалось его жилищное положение, тем большую пачку денег он прятал в свою кубышку. Последний переезд в дом, назначенный на слом, сулил отдельную однокомнатную квартиру в новом районе. И это открывало зеленую улицу для новых грядущих обменов.
— Ты прав, — выслушав Кореньева, произнес Гарри, разливая по стаканам купленную дорогой тминную водку. — Скажу откровенно — с такой незавидной репутацией, как у тебя, браток, ни в одном порядочном учреждении, кроме вытрезвителя, и появиться нельзя. И насчет работы тоже верно. Работать надо обязательно.
— Не тебе упрекать, — не сдержался Кореньев, — такой же работяга, как и я, грешный…
— Такой, да не совсем, — погрозил пальцем Гарри. — Уж так и быть. Открою тебе секрет… Только, чур, другим про это молчок… А то, сам знаешь нашего брата, — смеяться начнут, доверять не будут… А я своим престижем дорожу…
Заставив Кореньева дважды поклясться своим здоровьем, Гарри сообщил, что вот уже полгода, как работает в ночную смену на базе «Дымхладпрома» дежурным экспедитором.
— Работа нетрудная — всего делов-то: записываю, сколько ящиков пломбира погрузил в машины. Работаю два дня в неделю… Остальные выходные. Зарплата, правда, небольшая, да зато для своих дел ширма хорошая. И никаких придирок со стороны милиции… Лицо имею! — гордо закончил свою речь Гарри. — Только ты, Генка, мой секрет не выдавай. Как-никак я тебе жизнь спас — своей шкурой рисковал, имей это в виду, приятель!
Своим признанием Гарри надеялся произвести впечатление и был до обиды удивлен, что Кореньев не проявил к этому сообщению никакого интереса. Поглядывая то на бакенбарды рассказчика, то на опустевшую бутылку, он в который уже раз возвращался к тем минутам, когда, подброшенный сильной волной, вдруг почувствовал, как чьи-то руки тянут его к берегу… Теперь он уже не сомневался, что Гарри врет. Его спас другой человек. Совсем другой. Ничуть не похожий на Гарри.
Кореньев очнулся от своих дум, услышав окрик хозяина:
— Ты что, уснул, что ли? Пей и закусывай. Очень неплохая тюлька. А к ней вместо гарнира постненькое маслице.
— Омлетик бы сейчас пропустить, — вздохнул Кореньев, глядя на плавающую в мутном растворе малообещающую тюльку.
— Я бы попросил без нахальства, — обидчиво огрызнулся Гарри. — Чем могу, тем и угощаю… На работу ты моим заместителем пойдешь, — сказал Гарри, ловко кинув в рот сразу с десяток тюлек и засовывая кусок хлебного мякиша, обильно смоченного постным маслом. — А я отпуск за свой счет возьму. На неделю. А то и на две. Мало ли какая задержка… Дело необыкновенное… С деньгами и заграницей связано. Без замены меня могут и не отпустить. А про то, что ты работать начал, никто из нашей компании знать не будет. Соображаешь, Геночка, к чему гну?
— Тетка-то моя? — задумчиво произнес Кореньев. — И родственник-то я?.. Так при чем же здесь ты?
— А вот при чем, — дожевывая тюльку и смазывая бакенбарды масляными пальцами, ответил Гарри. — Поеду в Москву я, а ты мне по всей форме дашь доверенность на ведение твоих наследственных дел. Все расходы и будущие доходы пополам.
— Не жирно ли будет? — начиная пьянеть, расхрабрился Кореньев.
— Эх ты!.. — пристыдил Гарри. — Человек от верной гибели тебя спас, бескорыстные услуги оказывает, а ты торговаться вздумал.
«И верно, — подумал Кореньев, — черт с ним, пусть говорит что хочет, я-то ведь пока и рублем не страдаю… А он мужик богатый, он и рискнуть может…»
Как бы угадав, о чем думает в эту минуту его собеседник, Гарри достал из бумажника две купюры по десять рублей и, положив их около тарелки с нетронутой Кореньевым тюлькой, сказал с притворным отчаяньем:
— Эх, была не была! Бери, Генашенька, на текущие расходы. Только знай, мой незабвенный самоубийца, — завтра с утра дел много, — ко мне на базу пойдем, оформим тебя, голубчика, по всем статьям, а потом доверенность надо будет в нотариальной конторе заверить…