Возлюби ближнего!

— Как бы, товарищ дежурный, поскорее оформить выписку гражданина Кореньева? К нему, понимаете, вот-вот из-за рубежа гости приехать должны…

— Не выйдет, — усмехнулся дежурный, — пока прежнюю задолженность не погасит, отпустить не можем.

— За деньгами дело не станет, — сказал Гарри дежурному. — У вас бухгалтерия здесь же? Тем лучше. Об условиях погашения задолженности товарища Кореньева мы с начальством договоримся. А ты, Геночка, — добавил он громко, чтобы слышал дежурный, — когда будешь уходить отсюда, не забудь попросить книгу пожеланий и поблагодарить работников этого многотрудного учреждения за чуткое и высокоэффективное обслуживание.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Часа полтора, не меньше, Кореньев ворочался на вытрезвительской кровати. «Интересно, — думал он, — чем кончится разговор Гарри Курлыкина с высшей администрацией вытрезвителя».

«Отпустят или задержат?» — ломал голову Кореньев.

Судя по здешним правилам, должны задержать. «Ну и пусть, — решил Кореньев, — по крайней мере не надо будет возвращаться в пустую, холодную комнату».

Кореньев представил себе, каково будет ему после этой чистой постели, вполне приличных харчей и заботливой обслуги вдруг оказаться в темной и тесной, как гроб, комнатенке.

Только теперь, после попытки самоубийства, чудом извлеченный из рассвирепевших волн Тарабарки, он почувствовал, как опостылела ему кушетка с подложенными вместо ножек чурбаками и накрытая листом фанеры, чтобы придавить выскочившие пружины.

Нельзя сказать, чтобы раньше он об этом никогда не думал, думать — думал, но как-то так, между прочим, стараясь не замечать всей потрясающей повседневной отвратности своего существования. И до чего неприглядно, черт побери, сложилась его жизнь!

«Сложилась? — Кореньев сердито нахмурился. — Сам ее такую сложил. Сам».

Часы в соседней палате пробили десять. Из кухни слышался перестук посуды — судя по запаху, на второй завтрак сегодня гуляш с пшенной кашей. Дали бы чего-нибудь кисленького — лимончик или тюльку в маринаде.

Кореньев уже давно изучил диапазон вытрезвительского меню и безошибочно мог предсказать, что́ будет не только на обед, но и на ужин.

А Гарри все еще не появлялся… Неужели он действительно готов потратить такие большие деньги, чтобы вытащить его отсюда?

«Зачем? — спрашивал себя Кореньев. — Почему он так заботится? Какое ему дело до тетки? Откуда вдруг такое внимание, такой большой интерес к моей персоне? Ведь никакие мы с ним не друзья, а тут вот нате-ка!»

Кореньев не зря дважды заводил с Гарри разговор о своем спасении. Он никак не мог себе представить, что Курлыкин способен на такой отважный поступок. К тому же Кореньев хотя и впадал несколько раз в беспамятство и был тогда здорово пьян, тем не менее на какое-то очень короткое время сознание возвращалось, и ему смутно помнился плывущий рядом с ним человек. А когда он, уже вытащенный из воды, лежал на скамейке, тот же человек приводил его в чувство, откачивал.

Теперь Кореньев вспомнил даже, как выглядел этот человек: небольшого роста, в шляпе с короткими полями, тонконосый, с маленькими усиками.

«Нет, это был совсем не Гарри… А может быть, мне все показалось? В моем тогдашнем состоянии мог бы и родную мать не узнать…»

Кореньев не расслышал, как вошел Гарри.

— Все в порядке, — доложил он, — уломал. Согласились на половину суммы. Остальное внесешь сам из первой получки. Ты только не торопись, — предупредил Гарри, заметив, с какой поспешностью Кореньев начал сдергивать одеяло. — Поешь, чтобы не пропадало.

А когда дежурный по кухне ставил на столик алюминиевую миску с гуляшом и кружку молока, Гарри, жадно поглядывая на еду, жалостливо попросил:

— А мне можно?

Дежурный поставил вторую порцию.

— Хорошо бы этот гуляшик пивком полакировать, — облизывая губы, сказал Гарри и вдруг хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл… В понедельник придешь к здешнему начальнику, он с тебя расписку по форме возьмет… Иначе дело в суд грозил передать… А для устройства на работу дал три дня…

Как это ни удивительно, давно привыкший ко всяким житейским неприятностям Кореньев на этот раз на перспективу очутиться перед судом реагировал без обычной бравады и показного безразличия. Теперь, когда судьбе было угодно спасти ему жизнь, он хотел жить, и жить так, чтобы ничего не бояться. Пусть будет что будет. Суд так суд!

— Я понимаю, — попытался утешить Гарри Кореньева, — для тебя, как и для меня, всякая работа — обуза, у каждого свое призвание. Ты рожден для беззаботной жизни, а моя стихия — свободное предпринимательство. Только разве в наших условиях это возможно? Чуть что — тунеядец, летун, подонок. Вот и крутишься, как волчок, на всякие хитрости идти приходится… Сам понимаешь… Не маленький!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

При всей своей соблазнительности, надежда получить тетино наследство казалась Кореньеву совершенно нереальной. К тому же, чтобы начать эти сложные хлопоты, надо ехать в Москву, собирать какие-то справки, удостоверяющие родство с аргентинской старухой. На все это требуются деньги. И немалые. А где их взять?