Возлюбить себя

…Накрытый в бывшем громадном совхозном складе стол представлял собой комплекс сборных усилий коренного населения и проявления наших щедрот. В качестве подарка на столы мы принесли с собою несколько бутылок коньяка, водки и доброго вина. Даже пару бутылок джина выставили. Не считая кое-каких деликатесных по этому времени, но обычных ранее, продуктов. Их появление из мешка было всякий раз встречаемо восторженным рёвом.

Здесь не умирали с голоду, но даже овечий сыр, картошка и свекла, которые варили сами или успели собрать чуть ли не в последний момент, тоже слегка приедаются. За стенами вновь занялся, притихший было на время, дождь, перешедший в добрый ливень.

Если не считать грохота капель по цинку крыши, капели из некоторых прохудившихся её углов, то в целом «в главном зале консерватории» было почти «сухо и комфортно». Как в надетом поверх парашюта памперсе.

Основную же атмосферу уюта составляли собой люди, как главные предметы «праздничной обстановки». Они ж и «озвучивали» собой вечеринку. Электричества здесь, к сожалению, не было. Поэтому преподнесённый мною в разгар веселья некий прибор Тесла, к которому крепились несколько двадцативольтовых лампочек на проводах, был принят с тихим благоговением. Уж не знаю, где это чудо электромагнитной индукции будет здесь применимо, но оно им точно пригодится.

Этот предмет, вкупе с парой десятков банок консервированных фруктов, овощей и прочих вкусностей вконец растопил лёд наших отношений. Подносящий подобное в это время подобен Деду Морозу, в которого все опрометчиво перестали верить с детства.

Остальные же (и основные на этом празднике) мешки, пока остающиеся неоткрытыми и стоящие в углу, так и приковывали бесконечно любопытные и заинтересованные взгляды. Держу пари, что все без исключения пытались угадать, — что же кроется за острыми выступами и мягкими выпуклостями этой набитой до отказа слегка перепачканной мешковины.

XXV

«Всякий скандальный и громко заявленный аукцион начинается с того,

что так и не распродали по дешёвке своим»

С. Заграба

Меня несколько веселило то, что люди просто разрывались между непреодолимым желанием кинуть мимолётный взгляд на загадочные «залежи», сваленные в углу здания, и между просматриваемой боязнью остаться без кусочка при дележке угощений. Всем хотелось попробовать всего и сразу, поэтому миски были полны всем понемногу, представляя собой дикое и несовместимое по признакам вкусовой совместимости ассорти.

Однако вся эта мешанина поглощалась быстро и жадно, — без претензий и кручения носом. Словно это был пирог из небесного крема и вожделённой веками манны. Право слово, я чувствовал себя почти Кетцакоаттлем, с кукурузой в руках посетившим Америку, и ослепившим своим сиянием растерянных индейцев.

То и дело звучали позабытые тосты, на которые так горазды жители населённых, хотя бы отчасти кавказцами, сёл. Создавалось впечатление, что мы присутствуем чуть ли не среди шумной свадьбы.

Нужно отметить, что ради почётных гостей был зарезан даже несчастный барашек. Это следовало расценивать как наивысший знак доверия и расположенности. Вырванный из общего котла, он наносил чувствительный удар по «продуктовой корзине сообщества». Нам полагалось это ценить, что мы и делали изо всех своих подхалимских сил.

Если я могу судить правильно, здесь также существовало нечто вроде коммуны, когда всё имеющееся имущество каждого, — в одночасье и по решению большинства, — стало всеобщим достоянием. Взамен отданного добра каждый человек получал право на защиту обществом и помощь в любой ситуации.

И это было архиправильно. Так легче выжить. Единолично пожирающий под одеялом свою припрятанную картошку прижимистый индивид на окраине был бы обречён.

Чекун, с блаженной рожей, с набитым ртом и огромной кружкой выпрошенного у Эльдара молока, тихонько толкает меня под столом ногой и жарким шепотом выдаёт:

— Блин, Босс, мы прямо как испанцы, — поящие огненной водой наивных «пчёл майя», чтобы те отдали им своё чугунное золото…

— Солдат, здесь такого не будет. Учти, — эти люди, по крайней мере некоторые из них, мне не чужие. Поэтому и думать забудь. Мы пришли не грабить и дурить, а решать нормальные вопросы за нормальную цену. Я понятно выражаюсь, Василий?

Видимо, мой голос прозвучал почти угрожающе. Тот даже слегка отшатнулся:

— Что вы, Босс! Бог с Вами! Я пошутил! Я ж понимаю… Государственная политика, дружба народов, идеи насчёт повального столбового равенства, и всё такое… — глаза Васьки-чёрта смеются и прямо-таки искрят.

— Вот поэтому, в знак дружбы с аборигенами, ты сегодня и будешь главным купцом. Назначаю. И только попробуй мне продешевить. Будешь таскать все не выменянные у этих, как ты выразился, «индейцев» бусы до скончания своего шелудивого века.

Чекун хитро осклабился и, прикрыв мечтательно глаза, с пугающей готовностью покивал неспешно головой.