Возложение

Его язык скользит к моему лону, и я готовлюсь к любому удовольствию. Он снова погружается в меня, наполняя, входя и выходя, когда руки слегка покручивают мои соски.

Не могу в это поверить, но я вот-вот кончу в третий раз, когда он снова двигает меня и наклоняет вниз. Я не могу отвести от него глаз. Он более одарен, чем любой мужчина, с которым я была, но я готова к этому.

— Встань на колени, — приказывает он.

Я с готовностью делаю это. Он запускает руки в мои волосы и погружает кончик своего члена мне в рот. Только кончик. Выражение его лица болезненное, и могу сказать, он пытается быть осторожным со мной. Я открываю рот так широко, как только могу, и делаю все возможное, чтобы вместить большую его часть. Это не в человеческих силах, но за свою жизнь я научилась нескольким собственным трюкам.

Я ласкаю обеими руками и ртом. Я дразню его яйца, надеясь доставить хотя бы половину того удовольствия, которое он доставил мне. Я беру его все глубже и глубже, пока не становится трудно дышать. Он не толкается, как это делают некоторые мужчины. Он позволяет мне двигаться в моем темпе, и мне нравится, как его руки сжимаются в моих волосах, чем больше он возбуждается.

— Остановись, — рычит он, вырываясь из моего рта. — Повернись.

Я меняю положение, как он и приказал. Он хватает меня за бедра и поднимает. Я, как Супермен, лечу, обхватив ногами его талию. Он берет меня вот так, входя сзади, и удерживает, что хорошо, потому что моему телу нужно время, чтобы привыкнуть к его длине и обхвату. Возможно, мне это показалось, но я могла бы поклясться, что его член изменился до размера, с которым я могла справиться.

Его сдержанная сила мучительно сексуальна. Я хочу закричать, чтобы он отпустил себя, но также хочу остаться в живых, чтобы повторить это.

Внутрь и наружу.

Глубже и сильнее.

Все полнее и полнее.

Я растянута до предела, когда он начинает входить в меня все сильнее и быстрее. И еще быстрее. Я не контролирую ситуацию. Он отстраняется, поворачивает меня и начинает трахать спереди. Он слишком силен, чтобы я могла хоть что-то контролировать. Я просто участвую в поездке, но что это за поездка…

Когда он кончает в меня, я это чувствую. Я не знаю, нормального ли состава его сперма или похожа на маленькую армию столовых приборов, и мне все равно. Я падаю ему на грудь. Я принадлежу ему, а он мне, и это все, что имеет значение.

Он несет меня в душ и начинает мыть.

— Я грязная? — шучу я.

Он целует меня глубоко, так хорошо и так долго, что я не могу вспомнить, какой вопрос задала. Затем он намыливает меня и с удовольствием смывает пену.

— Просто возвращаю должок, — шепчет он мне на ухо.

Он вытирает меня, затем относит обратно в кровать, ложится рядом и сворачивается калачиком у меня за спиной. Я хочу пошутить про большую ложечку, но, кажется, для этого слишком рано.

— Было хорошо? — спрашивает он, целуя меня в шею.

Мой ответ — это слово, которое также быстро становится и моим любимым.

Глава четырнадцатая

‡

Джек

Провиденс, Род-Айленд

2024

Когда я просыпаюсь, Шерил поворачивается в моих объятиях и смотрит на меня.

— Привет.

— Привет, — в ее глазах загорается улыбка, и я никогда не видел ничего прекраснее. Как ни удивительно, она краснеет под моим взглядом.

— Как ты можешь все еще стесняться меня? — спрашиваю я.

Ее рука лежит у меня на груди.

— Даже если мне так не кажется, мы многого не знаем друг о друге.

Она права.

— Спрашивай меня о чем угодно.

— Что ты чувствуешь, находясь здесь… в этот период времени? Не здесь, в моей постели.

Конечно, Шерил задала бы вопрос, на который я еще не знал ответа.

— Противоречивые чувства, я полагаю.

— Потому что ты хочешь вернуться?

Я целую ее в лоб, прежде чем ответить, тяну время, чтобы придумать, как выразить свои чувства. Шерил не просто женщина, с которой у меня был секс. Она часть меня. Важная часть. Не знаю, захотел бы я вернуться, если бы мне дали такую возможность. Не сейчас.

— Я там, где мое место, но мне не нравится, как я расстался со своей семьей. Когда ты говорила ранее о том, что изменила себя, чтобы угодить одноклассникам, я сказал, что понимаю, потому что тоже изменился ради того, кому не должен был давать силу формировать меня.

— Правительство?

— Мой отец.

— Он записал тебя на программу?

— Нет. Он был обо мне недостаточно высокого мнения, чтобы поверить, будто я справлюсь в бою.

— Я не понимаю.

Обычно я предпочитал не говорить о своей семье, но я хочу, чтобы она узнала меня.

— Я думал, что служба своей стране, наконец, докажет моему отцу, что я достаточно хорош, чтобы считаться его первым сыном. Я предпочел погоню за одобрением мужчины, который никогда не любил меня, а не заботу о матери, которая всегда ставила мои потребности выше своих.

— Как думаешь, почему твой отец тебя не любил?

— Он был сильным человеком — дело превыше слов. Я родился слепым. Беспомощным… бесполезным для него.

Она прижимается ближе.

— Мне так жаль.