Возмездие

— Что касается мотивов Толкина, то здесь мнения исследователей сильно расходятся. Одни считают, что перед ним стояла вполне конкретная задача — укрепить в общественном сознании образ эльфов и орков как сказочных созданий. Хоть за полторы сотни лет, которые прошли с момента ухода магии, в существование эльфов и орков уже почти никто не верил, всё равно иногда всплывала информация о том, что эти расы существовали и, возможно, существуют. А так как все привыкли, что дыма без огня не бывает, пускать это дело на самотёк было опасно — надо было как-то реагировать. Вот и придумали сказочных эльфов и орков, о которых все начали говорить, как о литературных персонажах. Это было проще, чем утаивать информацию. Да и, к слову сказать, книги у Толкина получились неплохие.

Варвара Илларионовна сделала паузу, улыбнулась, глядя, как мы перевариваем полученную информацию, и продолжила:

— По второй версии, к середине двадцатого века уже почти никто и не помнил таких слов как «эльф» и «орк». И Толкин написал «Властелин колец» чтобы хотя бы в таком виде увековечить память об этих расах. Вторая группа исследователей полагает, что, наоборот, Толкин хотел донести информацию о настоящих эльфах и орках, но в силу обстоятельств ему пришлось делать это завуалировано. Но благодаря книгам Толкина все стали интересоваться эльфами и орками, пытались узнавать, откуда пошли эти названия. Вот такие две версии. И никакого консенсуса между этими двумя группами нет. Одни считают, что Толкин осознанно помогал тем, кто уничтожал память об эльфах и орках, другие — что он, наоборот, делал всё возможное, чтобы эту память сохранить. Есть ещё третья группа исследователей, которая считает, что Толкин просто написал интересную книжку, использовав когда-то услышанные названия рас. Но в эту версию я, например, не особо верю.

— А в какую Вы верите? — снова раздался голос у меня из-за спины.

— В какую я верю? — переспросила Варвара Илларионовна. — Не знаю. Точно не в третью, учитывая, что возвращение Силы и магии не всех на Земле застало врасплох. Кстати, интересный факт! Биографы Толкина пытались просчитать, к какой расе он принадлежал. Внимательно изучив его генеалогическое дерево до тысяча восемьсот двадцать восьмого года, они пришли к выводу, что однозначный ответ на поставленный вопрос дать невозможно. В предках у Толкина были представители всех трёх рас, причём почти в равной пропорции. Но вполне вероятно, что он имел на этот счёт своё мнение и считал себя представителем какой-то конкретной расы: судя по его творчеству, скорее всего, эльфом или человеком.

— Ну уж точно не орком, — с недовольством пробурчал Клим.

Преподаватель улыбнулась и сказала:

— Но всё же давайте мы с вами вернёмся в одна тысяча восемьсот четвёртый год — к моменту провозглашения Наполеона Бонапарта императором французов.

Ещё примерно минут сорок Варвара Илларионовна рассказывала нам про Наполеона и его военные кампании, после чего прозвенел звонок.

Все отправились в столовую, а я остался, чтобы договориться с преподавателем о дате и времени зачёта. После этого пошёл в общежитие, так как обедать в столовой не хотелось. Но половине дороги мне позвонил Глеб.

— Рома, привет! — сказал он. — Ты как? Где пропадал? Я тебе звонил на днях и заходил в общагу, но не застал тебя там.

— Я в Петербург ездил. А чего ты меня искал? Что-то случилось?

— Надо встретиться. Разговор есть. Серьёзный.

Слова Глеба мне не понравились.

— Насколько серьёзный разговор? — уточнил я. — До вечера терпит? Приходи, кофе попьём, поговорим.

— Не до того мне вечером будет.

— А что случилось?

— Говорю же, поговорить надо.

— А по телефону нельзя?

— Такие вещи по телефону не обсуждаются.

Тут мне стало совсем уж неуютно. Это какой же у Глеба разговор бы ко мне, что нельзя было поговорить по телефону? Неужели, Денисовы всё-таки узнали про меня и Аню? В принципе я не боялся гнева Глеба или его дедушки, так как не ощущал себя в чём-либо виноватым. Ну не знал я, когда находился в Польше и крутил роман с полячкой Агатой, считая при этом себя поляком Робертом, что эта Агата на самом деле Аня — невеста моего друга Глеба. Это было просто невероятное и совершенно дикое стечение обстоятельств.

— А ты сейчас что делаешь? — спросил Глеб. — Ты не в академии, случайно?

— В академии, — ответил я. — Вот прямо сейчас иду в общежитие.

— А можешь подойти в столовую на пять минут?

— Ты начал обедать в нашей столовой? — удивился я. — Раньше я за тобой этого не замечал.

— Я честно отобедал там своё на первом курсе, — весело сказал Глеб. — Сейчас мне там надо просто одного парнишку выцепить.

— Ну заходи потом ко мне! — предложил я.

— Не могу, — ответил Глеб. — Спешу очень.

— Хорошо, через десять минут подойду, — сказал я и, развернувшись, направился в столовую, видимо, в этот день мне было суждено туда попасть.

Глеб встретил меня у входа, радостно обнял и тут же выпалил:

— Рома! Готовься быть свидетелем на моей свадьбе!

— Это официальное приглашение? — уточнил я и тут же, спохватившись, добавил: — Но сначала, конечно же, поздравляю!