—
— Если центр эсперов поддерживает его, что мы можем сделать? Я достаточно наслышан о пси-бластах. Я не могу предложить моим людям столкнуться с этим.
— Ты можешь предложить своим людям столкнуться с водородной бомбой, Джимбо, и они на это пойдут. Больше пятидесяти лет Макензи командуют «непоседами».
— Да. Я думал, когда-нибудь Том…
— Мы уже давно наблюдаем эту стряпню. Помнишь наш разговор на прошлой неделе?
— Угу.
— Я могу напомнить тебе также, что Конституция была написана, чтобы четко «подтвердить древние права и свободы каждого отдельного региона».
— Оставь меня в покое! — не выдержал Макензи. — Говорю тебе, я не знаю, что хорошо, а что плохо! Оставь меня в покое!
Шпейер умолк, наблюдая за ним сквозь завесу дыма. Макензи некоторое время расхаживал взад-вперед, сапоги его выбивали по полу барабанную дробь. Наконец он швырнул через комнату свою сломанную трубку, которая теперь разлетелась вдребезги.
— О'кей. — Каждое слово давалось ему с таким трудом, точно застревало в горле. — Эрвин хороший человек, он умеет держать рот на замке. Пошли его перерезать телеграфную линию на несколько миль повыше. Чтобы выглядело так, будто она повреждена бурей. Небу известно, телеграф достаточно часто выходит из строя. Тогда официально мы вообще не получали сообщения генштаба. Это даст нам несколько дней, чтобы связаться с командованием штаба Сьерры. Я не хочу выступать против генерала Крукшанка… но я уверен, что знаю, какой путь он выбрал бы, будь у него такая возможность. Завтра мы подготовимся к действиям. Это не фокус отвести назад батальон Холлиза, а им потребуется время, чтобы выдвинуть реальную силу против нас. Еще до этого выпадет первый снег, и мы будем отрезаны от всех на зиму. А лыжи и снегоступы есть только у нас, мы сможем поддерживать связь с другими соединениями и что-нибудь организовать. Весной же — ну, там видно будет.
— Спасибо, Джимбо. — Ветер почти заглушил слова Шпейера.
— Я… я лучше пойду предупрежу Лауру.
— Да. — Шпейер сжал плечо Макензи. В глазах майора стояли слезы.
Макензи вышел строевым шагом, проигнорировав Эрвина; спустился в холл, сошел вниз по другой лестнице в противоположном конце, миновал ряд охраняемых дверей, никого не замечая, машинально отвечая на приветствия, и так дошел до своей квартиры в южном крыле.
Его дочь уже спала. Он снял с крюка фонарь в унылой маленькой гостиной и вошел в комнату дочери. Она вернулась сюда на то время, пока ее муж был в Сан-Франциско.
Какое-то мгновение Макензи не мог вспомнить, зачем, собственно, послал туда Тома. Он провел рукой по своим щетинистым волосам, словно стремясь выжать ответ из собственного черепа… О да, под предлогом заказа для полка новой формы; в действительности же он хотел убрать парня отсюда на время, пока не разрешится политический кризис. Том сам себе вредил своей излишней честностью; он был поклонником Фаллона и движения эсперов. Его откровенные высказывания привели к трениям между ними и другими офицерами, которые в большинстве своем были из боссменов или из видных, обеспеченных семей. Существующий общественный строй вполне их устраивал. Но Том Даньелиз начинал рыбаком в бедной деревушке на мысе Мендосино. В редкие свободные минуты он приобретал элементарные знания у местных эсперов; едва освоив грамоту, он вступил в армию и только благодаря упорному труду и хорошим способностям дослужился до офицерского звания. Он никогда не забывал, что эсперы помогали бедным и что Фаллон обещал помочь эсперам… Ну, и сражения, слава, Воссоединение, федеральная демократия — все, что порождает в молодости пылкие мечты.
Комната Лауры мало изменилась с тех пор, когда она в прошлом году, выйдя замуж, уехала отсюда. А было ей тогда всего семнадцать. В комнате так и остались вещи, принадлежавшие девочке: куклы с косичками и в крахмальных юбочках, любимый, а потому истрепанный до неузнаваемости плюшевый медвежонок, кукольный домик, который смастерил девочке отец, портрет ее матери, нарисованный капралом, который пал от пули у Солт-Лейк. Господи, до чего же она стала похожа на свою мать!