Возмездие (ЛП)

— Он убил моих родителей, — говорю я медленно, позволяя знакомому гневу и горю вспыхнуть во мне.

Воспоминания вспыхивают у меня в голове, настолько сильные, что меня почти тошнит. Иногда перед сном вижу, как моя мать лежит на земле, ее зеленое платье порвано и окровавлено, карие глаза открыты, невидящим взглядом взирая на прекрасное голубое небо. Я вижу моего отца — его лицо бледное и безжизненное, а из груди торчит арбалетный болт мидрианца.

Мидрианские ублюдки даже не позволяли сделать им надлежащий погребальный костер. Они похоронили их в яме в холодной, влажной земле.

Мой отец — охотник. А мама — старейшина.

Селиз благослови их души.

Лишь намного, намного позже мы смогли выкопать их и отправить пепел их костей в небо.

Мне было десять Я выкопала их голыми руками.

Я так долго сосредотачивалась на гневе, что иногда почти забываю, как грустить. Теперь мои эмоции снова открыты. Я помню ощущение теплой крови Хоргуса, хлеставшей по моей руке, и внезапный яростный толчок осознания того, что достигла цели с первой попыткой.

Чувствую ли я себя сейчас удовлетворенной? Чувствую ли я себя лучше?

Это не вернет моих родителей.

Украденное у меня детство волшебным образом не вернется.

Я смотрю на свои руки. Они дрожат. Золотые кольца и модные браслеты исчезли. Он убрал их прошлой ночью? Под моими ногтями пятна засохшей крови.

— Ты понимаешь, что сделала? — тихо спрашивает демон, делая несколько шагов вперед. Его тень падает на меня, и я снова чувствую холод.

Определенно не человек.

Я подавляю дрожь.

— Да. Я убила Хоргуса, императора Мидрии, — прямо говорю я, и внезапно все ужасные эмоции внутри меня замирают.

Без моего гнева я просто опустошена.

— Ты убила императора Мидрии, — соглашается он, скрещивая руки и останавливаясь рядом со мной. Золотой камзол слишком узок в плечах. Ткань угрожающе натягивается на выпирающем бицепсе. Я мельком вижу его гладкую белую грудь.

Мое сердцебиение ускоряется. Что со мной не так?

Как будто чувствуя напряжение, кошки исчезают.

— Да, — киваю я, чувствуя себя ужасно уязвимой. Отсюда нет выхода. Я не могу его найти. Здесь некуда идти. Меня арестуют, как только сделаю шаг на улицу.

— Что ты хочешь? — повторяю я, стараясь не показывать страх в своем голосе. — Кто ты?

Его хмурый взгляд станвоится более глубоким.

— Прошлой ночью ты была готова умереть. Неужели твое существование настолько ужасно, что ты не боишься смерти?

Его вопрошающий взгляд буравил меня, вызывая неловкость. Мой поступок был продиктован эгоизмом. Я думала только о себе, о своей мести. И была готова пожертвовать жизнью.

— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? — огрызнулась я.

Он наклоняет голову, а выражение его лица становится ледяным.

— А сейчас послушай меня очень внимательно. Когда я тебя спрашиваю, ты отвечаешь. Не смей дерзить мне.

Еще один незнакомец, жаждущий указывать мне, что мне делать со своей жизнью? Я так устала от этого.

— Ты ничего не знаешь обо мне, ассасин. Что если я скажу тебе, что все еще хочу умереть? — Видимо, я сошла с ума, раз продолжаю противоречить ему, но у меня было странное настроение. Я чувствовала себя безрассудной. Чего бояться? Мне нечего терять.

Демон опускается на корточки рядом со мной, так быстро, что даже не замечаю его движений.

— Тогда я запрещаю тебе.

Темные глаза скользят по моему лицу, груди, прикрытому телу. Я чувствую себя ужасно голой.

— Ты не глупа. Знаешь, что я могу забрать твою жизнь в одно мгновение, если захочу. А также я единственный, кто стоит между тобой и гневом мидрианской империи. У тебя остались знакомые в твоей деревне, тигландер?

— Амали, — пробормотала, раздраженная тем, что он просто называет меня либо тигландером, либо женщиной, как будто от этого я становлюсь меньше человеком.

Его отношение действует мне на нервы. Как грубо. Как сложно. Даже дворцовым учителям не удалось так легко проникнуть под мою кожу, как этому бледному демону.

— Ам-а-ли, — медленно говорит он, осторожно перекатывая каждый слог на языке. Его голос становится более глубоким. Теперь я уже не раздражена, а потрясена. — У тебя остались знакомые в твоей деревне, тигландер?

Я молчу, удивленная его вопросом. Я была так поглощена яростью и отчаянием, что никогда особо не задумывалась о своем народе в Венасе. Когда мидриане забрали меня из села, я закрыла сердце от мыслей о прошлом.

Мне пришлось.

Стыд за то, кем стала, слишком велик.

И если бы слишком много думала о своем прошлом, то не смогла бы сделать то, что сделала.

Но теперь я вспоминаю о людях, которые дали мне силы и окружили заботой после того, как моих родителей убили.

Жесткая и свирепая старая Анайя, старейшина деревни, которая потеряла мужа в результате ужасного случая на охоте так много зим назад.

Сильный кузен Руен, который сбежал в горы, когда ему было двенадцать, и вместе со своими братьями сформировал охотничье племя. Они до сих пор живут в тайном месте у туманного подножия хребта Таламасса, куда даже мидриане не осмеливаются идти.

Я скучаю по своей нежной подруге Сане, которая была на шестом месяце беременности ребенком от мидрианского солдата, когда меня забрали.