Возмездие за безумие

«Как она тогда сказала? – попыталась вспомнить Сюзанна теперь, – Хочет выдать недоё. ство за святость. Кому она такая нужна? Оглобля. Ни друзей, ни подруг». Да, именно так Ухова и выразилась. А Козлова удивилась, откуда в подруге столько неприязни к дочери соседей. Оказалось, что Вера недавно упрекнула Галю за то, что Юлю не выдали замуж, а спровадили. Да, что-что, а резать правду матку в глаза Вера умела. И это шло от матери. Лена тоже была такой же придурковатой, ничего не могла держать за пазухой, всё выкладывала, как понимала. Галка много раз жаловалась, что Лена «достала» со своей педагогикой: то учит, как кормить, то учит, как любить. «Лучше бы дочерью побольше занималась, чем учениками в школе. Глядишь, и не была бы Верка такой своенравной, особенно с мужиками. Кому эта чистота взглядов нужна на хрен? Женщина, а тем более девушка, должна быть мягкой, как коврик из мохера, и такой же прилипчивой». Сюзанна вспомнила Галино сравнение и улыбнулась. Тем, кто хоть раз надевал мохер, хорошо было известно, что знаменитая шерсть всегда, хотя бы волоском, но оставалась на теле.

В размышлениях Сюзанна не заметила, как пролетело время. Зазвонил мобильник. Рома был внизу. Наскоро накинув пальто, женщина вышла из квартиры в домашних шлёпанцах на каблучках и с опушкой.

Глава 33. «А уйти я могу… Пожалуйста! Навсегда»

Виктор вытащил из смотровой ямы какой-то запачканный картонный ящик и стал рыться в нём:

– Сейчас, Игорь, погоди.

– Ты чего? – Иванов был уже прилично пьяным. Мужики, ругая Галю и в её лице всех женщин, почти залпом осушили бутылку водки и теперь запивали крепкое пивом. Из еды были только сыр, копчёная колбаса и хлеб. Продукты лежали на импровизированном столе, которым служил ящик, поставленный между двумя табуретами. Несвежая газета заменяла скатерть. Тут же был широкий складной ножик.– Да что ты там ищешь? – снова спросил Игорь, заметив, как Ухов стал выкладывать из ящика один за другим инструменты: старый молоток, тупой топор, наждачную пилку, несколько машинных ключей, почти ржавых.

– Сейчас, – снова пообещал Виктор и почти тут же обрадовался, – Вот, нашёл. —Из ящика появился свёрток, обернутый несвежей тряпкой со следами мазута и бензина, – Держи! – Ухов протянул свёрток.

Игорь брезгливо сморщился, не торопясь брать:

– Это что?

– Деньги, – Ухов принялся разворачивать тряпку. Под ней оказался полиэтиленовый пакет, а в нём пачка долларов, – Держи! Твои пять тысяч. Хорошо, их тут сховал. А то бы, – Виктор отряхнул колени, – Теперь я тебе ничего не должен.

Иванов взял денежную пачку, перетянутую резинкой, которую сам же на неё и надевал, когда одалживал:

– Зачем?

Ухов отряхнул руки одна о другую, как от пыли. Было заметно, как он обрадовался, когда пакет нашёлся. После кражи в доме четырёх миллионов, Виктор перенёс деньги из-под дивана, где их хранил, в гараж и запрятал в яме в коробке с инструментом. Ключ от гаража был только у него, и если бы даже взломщики захотели угнать машину, чего никогда ещё в их гаражах с надзирателем-сторожем не случалось, то вряд ли могли подумать, что такие деньги берегут тут в грязном ящике. Иванов понял логику друга, но все-таки смотрел на деньги с сомнением. Виктор развёл руки:

– А мне теперь зачем? Видишь, как всё вышло. Думал, мне эти пять штук подспорьем в деле будут, а тут такой расклад, что…

– А может, оставишь пока? Ну… на раскрутку.

Ухов категорически покачал головой и повторно сунул деньги в руки приятеля:

– Бери, бери. Не надо мне чужого. А то, слыхал, как дело обернулось: я сам же семью и обокрал. Я же мечтаю Юльку за решётку упечь… Суки! – успокоиться мужчина никак не мог, его душила обида за несправедливое обвинение.

– Да ладно, не слушай ты Галю. Она просто устала, – Игорь и сам не понимал, как Галя могла дойти до такого обвинения. Но не время было рассуждать на больную тему, поэтому постарался успокоить.

– Устала? – Виктор вытирал руки грязной тряпкой, в которую были завёрнуты деньги, даже не замечая, что пачкает их ещё больше, – А я? А кто меня спросил, не устал ли я? Так вот, Игорь, чтобы объяснить моё состояние, есть в русском языке другое, более подходящее слово. Правда, оно не совсем литературное, – даже сквозь налёт нищеты и обречённости в Ухове пробивался далёкий кандидат наук. Увидев усмешку друга, предвосхищённого тем, что должен был услышать, Виктор закончил фразу тяжело, почти с надрывом, – Так что, Игорь, я не устал, я – зае. ался. Просто всё. Нет никаких сил. Ни-ка-ких. Были и кончились. Всё. Пусто. Ничего не хочу. Ни-че-го. Забери. Пересчитывать будешь? – спросил Ухов, заметив, как Игорь перебирает купюры пальцами. Иванов очнулся:

– С ума сошёл. Это я так, механически.

Ухов кивнул:

– Вот и ладно. Значит, с этим я тоже покончил. Итак, подытожим: бизнеса нет, денег нет. Долгов тоже нет – единственный плюс. Семьи… почти нет… пиз. ец. Зачем жить?

– Прекрати.

– Насчёт чего?