Возмездие за безумие

Прозвище казалось Игорю необидным, тем более что его вязанные «полуперденчики», как их называл Ухов: жакеты, джемпера, кардиганы, жилетки, связанные Леной в достаточном количестве, и обильно варьируемые с любой одеждой, действительно напоминали о маме и тепле в доме, какое всегда было в семье Ивановых. В Сибири, откуда Иванов был родом, шерстяные вещи любили и носили, не считая их чем-то вне моды, – Бухти, бухти. Чья бы корова мычала… – подтрунивал теперь уже Игорь над Витей, всовывая рулон бумаги подмышку именно Ухову, – А вот придёшь ко мне в сухой год водички попить, а я тебе скажу: «Утрись рукой. Или об штаны». Напоминание шло о собственных словах Ухова, которые он не раз раздражённо произносил, когда Игорь возмущался тем, что на столе нет бумаги для рук.

Так, перемежая речь подтруниваниями и мнимыми недовольствами друг другом, мужики отоваривались и брели, не торопясь к гаражу Ухова. Впереди предстоял приятный вечер общения, который не могла испортить никакая поднятая в разговоре тема. И даже если тон иногда повышался, и спьяну соседи позволяли себе обоюдные обвинения или оскорбления, все распри сходили на «нет» при очередном чоканье стаканами.

– Да, Игорь, такого друга как ты, у меня уже никогда не будет, – признался Виктор себе, вспомнив гладкие ногти на ногах Иванова, его ровные пальцы, отшлифованные пятки. У Виктора от постоянной носки закрытой обуви пальцы шелушились, ногти кривились, пятки трескались. И никакая «Зорька» – крем, который Галя раздобыла в ветеринарной аптеке, предназначенный заживлять раны на сосках коров, и применяемый женщинами именно для стоп, не был способен придать ногам Ухова младенческий вид. Именно жалость к своим стопам почему-то захлестнула Виктора в этот момент. От давящего чувства в груди невозможно было избавиться. Как теперь жить, как ходить мимо подъезда Ивановых, как сегодня после похорон везти Лену и Веру в горы, где женщины после кремации хотели развеять пепел от сожжённого тела Игоря, Виктор не знал. От беспомощности он взял в руки телефон и стал перебирать список знакомых. Рука остановилась на номере Юли.

– Доченька, а можно я приду к тебе? – попросился Виктор так жалостно, что отказать ему было невозможно.

– Папа, у тебя что-то случилось? – Юля в телефоне словно встрепенулась, спросила чётко, без привычных, мяукающих приговоров.

– Юлечка, у меня случилось страшное. У меня… умер дядя Игорь. – Виктор плохо соображал, кому он несёт тяжёлую весть. В этот момент ничего хуже того, что произошло с Игорем, не казалось Виктору возможным. Юля болеет, да, но ведь это поправимо. Галя забросила дом и шляется где-то целыми днями, а на вопросы – где была – отвечает грубо или не отвечает совсем. Это тоже возможно изменить. Полин отбилась от рук, больше месяца живёт у соседей, только неделю как вернулась домой. Но это тоже можно исправить. А вот уход Игоря – это изменить уже нельзя.

– Так вот почему Вера до сих пор не пришла ко мне, – странно и непонятно пробормотала Юля, – А я думала, она меня избегает, – девушка помедлила, потом протянула, – Да, змейка свернулась на груди дяди Игоря страшной злодейкой. – Мысли Юли скакали, не позволяя отцу дать понять, что она ведёт речь о знаке зодиака, под которым проходил текущий год. Что мог ответить дочери Виктор? Ничего. Поэтому просто отключил телефон и впервые с момента гибели Игоря не просто заплакал, а зарыдал. Как он теперь был одинок, не знал никто.

Вечером этого же дня, когда Ухов вернулся с гор, где они с Леной и Верой рассеяли прах Игоря, Юля была дома. Девушка сказала, что пришла насовсем. Возразить ей не смог никто: вдруг резко в семье обострилось чувство близости и единства с родными душами. Они собрались на кухне вместе поужинать. Разговоры за столом почти не вели, блюдя скорбное молчание в память об ушедшем Иванове, и каждый вспоминал его по-своему.