Возмездие за безумие

Августовская жара донимала. В такое время самый бы момент сидеть на пляже, а у холостого следователя за всё лето ещё и недели отдыха не было – отпуск отложен до тех пор, пока Василий Николаевич не положит на стол председателя суда рапорт о завершении доследования. А до него – как до небес, все сводится к какому-то порочному замкнутому кругу, где показания одного фигуранта дела замыкаются на показаниях другого. Вот и приходится теперь пропадать на работе даже в выходные… Красавцев опять листал дела погибших и опять недоумевал. «Они все, словно, посходили с ума. Как же получилось, что за два десятилетия все эти люди перестали понимать друг друга, что дороже всего в жизни. Мамона, неконтролируемое, любой ценой, приобретение ценностей, для каждого из своих, гнёт которых раздавил их самих же – вот что стало настоящей причиной гибели каждого. Но вот только, как объяснить это председателю суда? Он ведь ждёт конкретных результатов?»

Красавцев вставал к окну, доставал сигарету, мял в руке и не прикуривал. При таком пекле курить было трудно, лёгкие «сворачивались» от влажности испарений. Оставляя сигарету на столе, Василий Николаевич опять погружался в рассматриваемые дела. А когда дошёл до гибели Веры Ивановой, впервые почувствовал, что есть за что зацепиться: незадолго до смерти девушка послала в прокуратуру края письмо с обвинениями в адрес некоего Валерия А., преуспевающего бизнесмена. К тому же, снова всплыла в деле эсэмэска Сюзанны, рассматриваемая теперь Красавцевым, как обвинение. Юрист Иванова считала мужчину причастным к гибели почти всех жителей дома по Атаманской, а также обвиняла в злоупотреблении доверием, в результате чего, Валерием была произведена попытка незаконно присвоить собственность Уховых и Козловой-Киселёва. И, если по первой части письма, у Красавцева возникла масса сомнений: Верой, например, могло двигать обычное желание досадить мужчине, то не согласиться со второй его частью было нельзя: к письму прилагались копии соответствующих документов. Порывшись в делах, Красавцев нашёл фотографию Валерия и стал всматриваться. Издавна он предпочитал составлять первоначальное мнение о человеке, прибегая к знаниям по физиогномике. Перед Василием Николаевичем был портрет мужчины, явно волевого и самоуверенного. Об этом говорили выраженный подбородок и высокий лоб, обрамлённый седыми, вьющимися волосами длины ниже уха, придающими лицу почти аристократичность. Безупречно выбритый, Валерий наверняка был по характеру требовательным, а тонкий нос с горбинкой мог свидетельствовать о его упрямстве и горделивости.

– Кого же он мне напоминает? – задумался Красавцев, рассматривая фотографию с разных ракурсов, но не догадался. Тогда встал и, уже не всматриваясь в фотографию, стал расхаживать по кабинету, вспоминая элементы его досье, имеющиеся в делах Галины Уховой и Сюзанны Козловой. В обоих случаях мужчина был допрошен как свидетель – лицо – носитель информации, не более. По зафиксированным данным, показания эти никакого содействия следствию оказать не могли: если в деле Козловой Валерий помог хотя бы с телефоном бывшего мужа умершей, то по Галине Уховой он вообще ничего конкретного не сказал, кроме того, что уже было известно из допроса: встречи с обезумевшей от горя женщиной Валерий характеризовал как «разовые и случайные». Личность сильная и незаурядная, маклер «засветил» себя, разве только, при оформлении недвижимости. Как оказалось, квартиры принадлежали либо уже умершим, либо тем, кто умер сразу после начала оформления сделок. Но и эта информация зияла в деле пробелом: на момент ведения следствия по факту смерти обеих женщин, квартирные дела были приостановлены до выяснения всех обстоятельств.

– Интересно, а что выяснилось по квартирам сейчас, спустя полгода? – подумал Красавцев и принялся разыскивать Валерия. Но его мобильный номер, записанный в протоколе допроса, был недоступен. Вспомнив об эсэмэске Сюзанны, Красавцев нашёл её и выписал оттуда телефон жены Валерия. Бывшая жена бизнесмена поведала следователю, что муж уехал в неизвестном направлении. Валерий исчез, не объясняя ничего родным. Он так и не отступился от уже совершённых сделок, ни по квартире супругов Уховых, ни по однокомнатной Сюзанны и Романа. «Мошенник и аферист», – почти сразу определил Красавцев, прекрасно понимая, что вряд ли сможет добиться по делу о недобросовестном дельце чего-то большего. Объявлять в розыск человека, на которого никто не заявлял, кроме погибшей Веры Ивановой, по делу которого никто не смог бы дать показаний, а главное, участие которого в том или ином деле подтвердить было некому – затея неоправданная. И всё же… Продолжая рассматривать портрет, стоя, и издалека, как лицо противника, Красавцев не переставал соображать.