Возмездие за безумие

– Вот как? А в протоколе опроса этого свидетеля я нашёл только несколько фраз о его поверхностном знакомстве с гражданкой Козловой. – Мужчина посмотрел на Лену пристально. Что-то подсказывало ему, что вот именно сейчас он и вытянет ту самую ниточку, что позволит размотать сложный клубок доследования.

– Для ваших сотрудников таких показаний, очевидно, было достаточно: нет людей и нет проблемы, – Иванова скорбно поджала губы.

– А как обстояло дело в реальности? – Жестом мужчина спросил, можно ли присесть к столу. Лена пригласила сесть:

– А разве вы не получили доступа к письму моей дочери прокурору?

Красавцев сел, положил портфель на стол, порылся в нём, нервничая от собственной медлительности, махом вытер пот, стекавший со лба, наконец, вытащил нужную бумагу:

– Вот этого?

Лена взяла листок трясущимися руками, села за кухонный стол напротив, прочла письмо, заплакала, прижимая бумагу к груди:

– Да, всё, что пишет тут Вера – правда. Валерий знал не только Сюзанну, но и её бывшего мужа Ивана, а также Кирилла – последнего мужчину Козловой, тоже погибшего.

На её слова следователь кивал головой, подтверждая свою осведомлённость. В голове мужчины крутилась мысль, как теперь забрать у Лены письмо дочери. Ведь оно для этой женщины чуть ли не последний предмет, который Вера держала в руках.

– И какой характер носили эти отношения? – Василий Николаевич протянул руку за письмом. Лена этого не заметила, по-прежнему держала бумагу у груди и смотрела в окно, словно вспоминая.

– Деловой. А по сути – кровожадный. – Говорила она медленно и чётко. «Профессиональная привычка, – одобрил Красавцев, вспомнив, что Иванова была учителем русского языка. – Это ещё старая школа. Молодые учителя теперь так не говорят —жуют слова, подбирают их, всё чаще прибегают к модным сокращениям, иностранным словечкам. А тут – прямо классический родной язык: и темп, и слог, и сила звучания – всё, чтобы донести мысль до собеседника. Наверное, она хороший преподаватель». – Мысли не мешали слушать.

– Валерий неплохо наживался на клиентах Кирилла и явно хотел сорвать куш с продажи однокомнатной квартиры Сюзанны и Ромы. Да и с Галиной квартирой не все до сих пор решено: дело по её переоформлению приостановлено, но не завершено. А девочка – без родительского дома. Про это вы тоже в курсе? – Лена повернула лицо к следователю и буквально пронзила его взглядом.

– Да, конечно. Но ведь все сделки состоялись с согласия сторон? Или я ошибаюсь? – Вести разговор про детали было некогда, а сидеть под прицелом глаз Лены – неудобно. Впервые Василий Николаевич представил себя на месте опрашиваемых, каково им-то всегда было выносить его бурение глазами.

– Ошибаетесь. Ещё как ошибаетесь. Валерий принудил и Сюзю, и Галю, – в запале разговора, Лена не обращала внимания на фамильярности, главное было – донести до этого мужчины суть того, что случилось, пробудить в нём хоть какой-то интерес пересмотреть дела по квартирам. – Она ткнула в фотографию, – Он манипулировал ими. Возможно, чем-то угрожал или что-то обещал взамен. Не верю, чтобы Галя вот так просто отказалась от своей квартиры, она так её любила и гордилась тем, что живёт в нашем доме. Про Сюзанну – вообще молчу: чтобы заставить её отказаться от уже укушенного куска! Тут всё нечисто. Понимаете? Иначе Вера не стала бы писать письмо в прокуратуру, рискуя своей жизнью. – Женщина все же настаивала на своей версии, и Красавцев спросил, исходя из обычной логики разговора:

– Так вы думаете, что вашу дочь убили?

От вопроса Иванова заметно разволновалась, губы задрожали, и она, сдерживая их, стала кусать, то опуская взгляд на стол, то снова поднимая на следователя.

– Никто не сумеет убедить меня в обратном. Ни-кто. Поймите, после смерти отца, Юлечки Уховой – любимой и единственной подруги, Ромы, Вити, Гали… Вера была повержена и отрешена, но в ней не было обречённости, как у Гали, например. Мы с мужем воспитали её оптимисткой, и Вера очень любила жизнь, чтобы вот так запросто отказаться от неё. – Высказав то, что наболело, Лена, только теперь заметив протянутую руку, отдала листок. Размыкая пальцы, она едва заметно вздрогнула. Красавцев принял бумагу, нахмурил лоб и заговорил также медленно и с расстановкой, словно следуя хорошему уроку риторики:

– Странно. Но в деле гибели вашей дочери нет ни одного слова о том, что машина была неисправна. Ведь была техническая экспертиза?

– Вы уверены в этом? Я – нет. То ли сейчас время? Да и вообще, после того, как врачи обнаружили алкоголь в крови Веры, мне кажется, никто уже не пытался искать других причин гибели.

– А вы обращались полицию? – Одновременно с вопросом следователь что-то пометил ручкой в принесённой папке.

Лена встала, отошла к окну:

– Гибель людей в нашем доме, одного за другим, приняла такой массовый характер, что в районном отделении полиции рады бы вообще нас не видеть.

– М-да, – протянул Василий Николаевич, уставившись в портрет Валерия. Что было ответить женщине? На месте любого участкового, Красавцев тоже заподозрил бы в происходящем чертовщину: кого же он мне всё-таки напоминает?