Возмездие за безумие

– Маме плохо, разве вы не видите?! – почти крикнула Полин, кидаясь на кухню к чайнику; такие приступы паники с Леной стали случаться после смерти Веры. Мать трясло так же, как когда-то дочь, и так же, как Вере, казалось, что душа расстаётся с телом, и настал последний час. Снять кризис можно было, только напоив страдающую теплым напитком, а затем уложив в кровать. Полин знала это и суетилась:

– Уходите же! Уходите!

– Да-да, – следователь стал быстро собирать свои вещи.

– Маме? Ты сказала «маме»? – Лена открывала глаза всё шире и не сводила взгляда с Полин.

– Крёстной маме. Вы ведь моя крёстная мама? – девочка смотрела призывно, прося не отталкивать.

Иванова опустила глаза, беспомощно выдохнув. Для её слабых нервов было слишком много потрясений. Как только Красавцев вышел, Лена упала без сил на освобождённую скамью и разрыдалась.

Глава 58. «Я убила всех, потому что они были не такие»

– Я очень устала от них, тётя Лена. От всех. Сначала Юля. С нею нянчились всю жизнь, внушая беспомощность, сделав инвалидом намеренно. Так нужно было маме. Потом отец. За последние насколько лет все мы ему стали безразличны. Наконец, сама мама: она ведь по-настоящему сошла с ума. Я их всех боялась. И хотела только одного: покоя. – Полин сидела у ног Лены. Поздний летний вечер принёс темноту и лёгкую прохладу. Окна в квартире были занавешены, свет не включён, отчего разговор проходил в сумерках. С ним Полин пришла сама. Весь субботний день восьмого августа она прислушивалась к тревожным всхлипываниям женщины во сне, а под вечер, убедившись, что Лена проснулась, и сама точно не выйдет, постучала в её комнату.

– Ты просто ревновала сестру к матери, отца и Галю не понимала. Так бывает. Иванова говорила тихим беспомощным голосом. Несмотря на тепло, она укуталась в шерстяной плед, но даже под ним продолжала дрожать. Как только женщина поняла, что деньги в коробке – те самые, ворованные, отвращение к девчонке захлестнуло её. И присутствие её здесь, вот так близко, было противно. Мелкая гадина. Как она могла решиться на кражу?

В семье Ивановых никто никогда не врал, не крал и не предавал другого. Хотя… теперь отношение Лены к мужу в последние дни его жизни можно было оценить именно как предательство, а проигранные деньги, как воровство у семьи.

– Нет. Ревность тут ни при чём: я просто всех их ненавидела.

– Почему? – Лена была ещё более беспомощной.

– Потому, что меня никто никогда не любил. И вы это сами знаете. Все было несправедливо: Юле детские книжки, спорт, репетиторы, лучшие платья, любовь, а мне? Что досталось мне? Приказы, крики, нытьё, что нет денег, что страна в дерьме, и мы с ней – заодно. – В темноте было трудно понять, согласна женщина с ребёнком или нет, в ответ Лена только глубоко выдохнула. – Вот видите? Вы молчите. Значит, думаете так же. А мне трудно было с этим мириться. С того момента, как я поняла, что меня не замечают: моих просьб, вопросов, желаний, даже жалоб, я тоже стала постепенно отвыкать от родных. Им всем: и папе, и маме, и Юльке моя жизнь была безразлична. Никого не интересовали мои друзья или, например, как я уживаюсь в школе, что хотела бы на подарок.

– У тебя и в школе были проблемы?

Девочка кивнула.

– Но почему тогда ты не попросила помощи у педагогического совета? Не рассказала о своих проблемах классному руководителю? – Лена не понимала. Ей по работе ежедневно приходилось решать массу проблем и социального, и воспитательного характера, и даже бывать в роли психолога. Полин посмотрела на Иванову с горькой усмешкой:

– Хм. Вы серьёзно? Да кому там вообще что-то нужно? Это раньше, в ваши времена были в школах педагоги, которые собирались на… как вы это назвали? Педсоветы? Которые, как рассказывал отец, могли пропесочить за прогул, вызвать родителей за то, что ребёнок хамит, даже исключить, если никакие воспитательные средства не помогали. А нам достались только учителя. Тем более, в частных колледжах, где их зарплату оплачивают наши родители. Так неужели же вы думаете, что кому-то из них хочется влезать в проблемы семьи учеников? К тому же, я плохо вижу маму в роли, выслушивающей недовольство в мой адрес от какой-то купленной с потрохами училки. – Тут с девочкой не согласиться было трудно. Лене припомнилось неоднократное неприятие Уховой даже её, просто дружеских советов. Что уж думать про нотации от посторонних? Скорее всего, разговор учителей с Уховой, если бы таковой мог состояться, завершился бы моментальным указанием занять своё место и заниматься прямыми обязанностями: то есть учить. Платили-то им за знания. Подумав про зарплаты коллег в частных учебных учреждениях, Иванова дрогнула голосом:

– Ну почему же, обязательно купленной? Куплены не все.