Возмездие за безумие

– И друзей, и соседей, если уж на то пошло. Да, можно. Любому человеку за такой срок можно внушить всё что угодно, любую истину, и он будет воспринимать не то, что реально существует, он будет чувствовать то, чему научили.

– И что ты чувствовала?

– Я же сказала: ненависть и желание избавиться от всех этих лживых взрослых.

– От всех? Почему? Они не были лживыми все.

– Да? Тогда начнём в вашего мужа.

Лена снова вздрогнула, подтянула повыше плед. Полин сидела также у её ног и тона не сбавляла. Девочке необходимо было выговориться. Как душевный больной спешит к психотерапевту, так Полин торопилась излить Лене душу, очиститься от тяжёлых переживаний, поделиться которыми не могла до сих пор:

– Итак: дядя Игорь. Добрый и внимательный на первый взгляд, он обманывал и обкрадывал семью. Мне было жалко вас и противно видеть его слюнтяем. В то утро, когда он позвонил папе, я слышала их разговор.

– Как? – Лена сжалась. Далёкий дятел прорезался в голове со своим молоточком: тук-тук, тук-тук.

Полин равнодушно пожала плечами:

– Я случайно встала ночью, так получилось.

– И что ты слышала?

– Папа обматерил дядю Игоря, бросил трубку и сразу же заснул. А я прокралась в его комнату, взяла телефон и перезвонила дяде Игорю с кухни.

– Как?! – от возбуждения Лена села в кровати, – Зачем? Ты не придумываешь?

– Вот ещё, – даже в сумерках было заметно, как Полин вспыхнула и выпрямилась, – Я не вру. Я никогда не вру, – добавила она с определённой гордостью в голосе.

Лена вздохнула. Такая патологическая тяга к правде и справедливости часто встречалась на её профессиональном пути, ей подвержены дети, выросшие в среде обмана и неверия.

– Прости, Полин, я не хотела тебя обидеть, – женщина говорила примирительно, – Но все-таки, зачем ты это сделала? Зачем влезла во взрослое дело?

Полина даже вскрикнула:

– Взрослое дело? Вы действительно так думаете, тётя Лена? Дядя Игорь обижал вас, а вы всё это молча терпели. И вы считаете, что мне это было все равно? Тётя Лена! Да если бы не вы!… – Было слышно, как сломался голос Полин, словно внутри что-то перехватило горло. Так выражалась собою искренность.

– Милая ты моя, – Лена протянула руки к девочке, привлекая. Полин поддалась и, улегшись на колени женщины, позволила себя гладить. «Как же она истосковалась по вот такой обычной ласке. Ничего особенного, простое проявление материнских чувств, которого девочка была лишена. Что мы за уроды, если позволяем себе не любить собственных детей?» Мысли Лены были на стороне девчушки, которая всегда казалась ей обиженной, а теперь ещё и жалкой.– И все-таки не стоило тебе лезть в мужской разговор, – проговорила Лена, продолжая поглаживать голову Полин. Когда-то короткие волосы, казавшиеся упругими и жёсткими, теперь отрасли и приятно шелковились под руками.

Принимая ласки с закрытыми глазами, Полин тихо ответила:

– Я набрала его номер, чтобы сказать то, что думаю о нём. Знали бы вы, тётя Лена, как ваш муж обрадовался – думал, что это папа звонит. А я ему заявила: «На вашем месте, дядя Игорь, я бы застрелилась от позора». – Полин говорила все тем же убаюканным голосом, даже не подозревая, какую боль разбудила в женщине, поделившейся с ней своим теплом. Услышав последнюю фразу, Лена натянулась как струна и почти оттолкнула девочку:

– Что-о? – она снова стала задыхаться, – Как ты посмела?

Полин, отсаживаясь подальше, оправила одежду:

– А что? Я про такое фильм видела. Правда, я не думала, что у дяди Игоря хватит духа убить себя. Все-таки он был слюнтяем.

Лена схватила подушку, утопила в ней лицо и зарыдала. Она отказывалась понимать то, что слышала и видела. «Что за мир! Одно зверство вокруг. И на что надеяться, если даже такой вот ребёнок способен на столь чудовищную жестокость. – Теперь Лене была противна эта маленькая гадкая девчонка. – Когда? Когда эта сопливая молодёжь сумела поменять не только внешний вид, подражая вовсю загранице, но и свой внутренний мир, стала мыслить другими, чуждыми категориями, считая, что это приближает её к западному менталитету? И как не понимают они, что равняться на кого-то – это, прежде всего, соответствовать чужому уровню сознания и ответственности. А какая ответственность вот у этой девчонки? Толкнуть человека к смерти, и потом считать себя крутой: вот, мол, как я смогла такого лося завалить. Боже, куда мы катимся? Избавь!» Последняя мысль вырвалась у Лены вслух, так получилось.

– Мне уйти? – Полин с неприязнью смотрела на страдания женщины. «Чего ревёт? Её освободили от мужа-эгоиста, от зависимого слабака. Живи теперь и радуйся».

– Нет, – Лена нашла в себе силы снова посмотреть на маленькое чудовище.

– Хорошо, только наберитесь терпения. Мне тоже не так-то просто… – впервые голосок девчушки дрогнул и испугал женщину. А что как вдруг она сейчас замкнётся, передумает говорить, уйдёт завтра в детский дом и не захочет возвращаться. И тогда Лена уже никогда не узнает правды. Женщина выпрямилась, спустила ноги с кровати и, оказавшись к девочке совсем близко, кивнула головой решительно:

– Обещаю. Говори.