Возмездие за безумие

С Василием Николаевичем они встретились около дома со стороны Атаманской ближе к обеду. Прошлись по дорожкам, прежде чем подойти к кафе в глубине скверика. Лена так давно не была тут, что удивилась, что на месте памятника слонику теперь играл разными цветами модерновый фонтан. Возможно, это более соответствовало духу времени, но Лене вдруг стало неимоверно жаль старого доброго слоника. С ним связывалась масса воспоминаний, хотя раньше фонтан казался нелепым творением. Разговор со следователем быстро отвлёк женщину от мыслей о пейзаже. Чтобы начать разговор, Иванова попросила сесть на одну из лавочек. Время подходило к полудню, многие гуляющие уже торопились укрыться от летней жары. Лене же, наоборот, хотелось тепла, которое, возможно, смогло бы разогнать тот внутренний холод, что носила она в себе вот уже несколько дней. Усевшись, и не глядя на собеседника, Лена стала говорить. Подробно она рассказала Василию Николаевичу всё, что узнала от Полин.

Следователь слушал внимательно, изредка пополняя сведения вопросами, и когда Иванова закончила, посмотрел на неё сочувственно:

– Как же вы смогли выслушать всё это, Елена Витальевна? Мне, крепкому мужчине, и то не по себе…

– Я готова была убить её, – призналась Лена Красавцеву. Он почувствовал, что так может говорить о принятом решении только человек, действительно задумавший что-то. Красавцев передёрнул плечами:

– Убить? Разве вы смогли бы? – Робкая и стеснительная женщина в его представлении вряд ли могла вынашивать крамольные мысли. Но голос Ивановой казался решительным.

– Не верите? Эта мерзавка подставила всех.

– Да. Трудно поверить, но это, похоже, правда. И все-таки, неужели вы смогли бы убить Полин?

– Да. Из мести. – Женщина говорила также решительно, но все же по тону, Василий Николаевич понял, что позвала она его не для того, чтобы заранее оправдать себя в задуманном злодеянии. – Но потом мне стало страшно. Если я убью её, это будет означать ещё одну смерть. А может быть, и не одну: как я сама смогу потом жить с этим? И кто тогда прекратит весь этот поток и остановит брошенное на нас проклятье? – Лена повернула лицо и посмотрела на следователя так, словно это он только что говорил ей о страшных планах. И тут же, будто осознав всю тяжесть своих намерений, закрыла лицо руками и застонала, – Нет. Нет. Это не выход. Я не могу вот так просто отказаться от ребёнка, раненого жизнью. От сироты. – вназапно она перестала говорить, отняла руки от лица и снова посмотрела, теперь уже отрешённо, странно уводя взгляд в невидимый горизонт. Голос женщины тоже был рассеянным, – И потом, можно ли верить столь страшным рассказам? Ведь вся правда Полин, построенная на лоскутках полу-реальности – это её личная интерпретация истории. Понимаете? —Иванова вернула взгляд к следователю, глядя на него пристально. Ей было важно, чтобы её поняли. Василий Николаевич неопределённо пожал плечами:

– Как это?

– Да очень просто. Я долго думала над этим. Знаете, есть история, неопровержимые факты, даты, цифры. А есть рассказчики этой истории, которые пытаются выдавать происшедшее за реальность, но на деле всего лишь занимаются интерпретацией настоящей истории. И не верить им нельзя – вроде бы они были участниками событий, и верить им опасно – они всё трактуют с той точки зрения, которая удобна им. И тогда на кусочках полуправды вырастает полотно лжи. Полин, морально обезображенная обстоятельствами, действительно нелюбимая – маленькая жертва, превратившаяся при определённых обстоятельствах в меч, от которого пали буйные головы. Она, потерявшая веру в близких, стала ненавидеть их. Она, понявшая, что от любимых людей может быть не только добро, но и зло, стала их бояться. А ненависть плюс страх – это бомба замедленного действия. И когда эта бомба взорвалась, осколки полетели во всех, кто её заложил. – От возбуждения женщины не могла усидеть на месте и снова встала. Теперь они пошли быстрее, и Лена жестикулировала на ходу. Следователь согласно кивнул:

– А когда она взорвалась?

– Я думаю тогда, когда девочка впервые увидела свою мать с Валерием. Вот когда рухнул Рим. Отец, которому было все равно. Мать, занятая собой. Сестра, больная или, кажущаяся таковой. На друзей положиться нельзя, да и чем они могут помочь, – вот каким был реальный мир ребёнка с трёх лет. Поэтому Полин и мстила всем, по-своему, но мстила. Она не пожалела даже мать.

– А Галя хотела Полин? – Вопрос Красавцева показался странным. Лена даже на минуту остановилась, посмотрела на следователя вопросительно, потом поняла, чего от неё хотят, мотнула головой и, опустив взгляд, пошла снова, уже медленнее и разговаривая, словно, со своим внутренним «я».

– Она была одержима идеей иметь второго ребёнка. А потом идеей непременно родить его за рубежом. Я думаю, как таковая, Полин нужна не была, но прекрасной являлась мысль о ней.

Красавцев тронул Лену за рукав, разворачивая и глядя неотрывно: