Возмездие за безумие

– Что теперь волноваться? Я убила маму, – голос Полин прерывался, угасал в конце фразы, потом снова поднимался и снова снижался почти до шёпота, – Это я, я подала ей этот проклятый шарф. Когда она появилась дома вся в грязи, прямо с кладбища и стала мне рассказывать, как она раскапывала могилу Юли, меня охватила такая паника, что хотелось просто подойти сзади и задушить её. Потому я и дала ей шарф. Она вся дрожала: от холода и перевозбуждения. Шип из её рта был невыносим. Глаза горели, как у ненормальной. Я протянула ей шарф и сказала, чтобы обмотала им шею. А потом напоила чаем с мёдом. А потом, когда она затихла, просто подошла и стала затягивать шарф на её шее, положив руки мамы на его концы. Может быть, я не сделал бы этого, может быть просто ушла бы, если бы вдруг не увидела грязь под её ногтями, грязь. Понимаете? Мерзость!!! Никогда я не видела грязи у мамы на руках. Она всегда так следила за собой. А тут… Я смотрела на эти чёрно-рыжие полоски под ногтями, и они вызвали у меня отвращение. Тогда я бросилась бороться с ними и развела руки мамы в стороны. Думала, спрячу их под одеялом. Поэтому все тянула и тянула. Мама сначала не поддавалась, что-то говорила, звала Юлю, просто стонала, а потом сникла, и на её лице было такое спокойствие, что я обрадовалась и ушла. Я не сразу поняла, что задушила её окончательно. И только ночью, когда встала в туалет и подошла к её кровати, поняла, что мамы больше нет: она была холодная. Вот и всё. Видите, как просто устранять противников. Я убила всех, потому, что они были не такие, какими должны быть близкие люди. Я устала от их жадности, жестокости друг к другу, от самодурства, от хаоса вокруг меня. Я убила их, чтобы теперь быть одной и распоряжаться своей жизнью, как хочу. Теперь я одна и знаю, как жить. – Полин выпрямилась и посмотрела на Лену. И это не был взгляд потерянного и убитого горем ребёнка, какой Иванова видела несколько мгновений назад: Полин смотрела уверенно и почти жестоко. – Ну что, теперь вы ненавидите меня?

Медленно, и не чуя себя, Лена прошла к краю застеклённой лоджии и, опустив локти на железо рамы окна, подпёрла лицо руками:

– Не знаю.

Снаружи бурлила жизнь, которая в это время года изобиловала радостью и весельем. Люди, прибитые за день солнцем, перенасыщенные жарой, вечером оживали, гуляли по прохладе улиц, счастливо и громко переговариваясь. Пищали малыши. Подростки, не стесняясь прохожих в выражениях, рассказывали о своих назревших за день проблемах, делились новостями соседки, вышедшие на прогулку, супружеские пары умилительно прохаживались под окнами под ручку. Из скверика неслась музыка – это на скейтбордовской площадке молодёжь вытворяла чудеса, соревнуясь в выполнении фигур.

Жизнь продолжалась там, везде. А тут… Тут, на этом маленьком пятачке пятого этажа царили кошмар и ужас, и, казалось, существование остановилась. По воле ли этой девочки или в проклятие за какие-то грехи каждого из них, но за короткое время жизнь в этом доме приняла характер условный и хрупкий, грозя теперь даже и ей, Лене, прерваться от бешеного боя сердца или нестерпимой боли в висках, от которой голова разламывалась. Трудно было оставаться безразличной к услышанному. Ещё труднее осознавать, что ничего уже не изменишь. И принять все услышанное на веру Лена, вот так просто, не могла. А уж тем более, не могла вот так сразу ответить этой девочке на её последний вопрос.

Но ещё более тупиковым оказался следующий, вырвавшийся на грани неподдельного волнения и страха:

– Тётя Лена, но ведь вы от меня не откажетесь?

Глава 59. «Каждый получил возмездие за собственное безумие»

Лена Иванова не знала, как ей быть и как теперь вести себя с Полин. Она с полным основанием могла ненавидеть эту девочку – сгусток злобы, воплощение черных сил и уносящего жизни ветра. Но как это сделать? И что бы это дало? Несколько выходных после их откровенного разговора, Иванова избегала встреч с Полин и вообще каких бы то ни было разговоров. Девочка приходила к ней, ела, спала, но на контакт тоже не шла. Она, наверное, поняла, что Лене нужно время, чтобы опомниться от услышанного: молча приходила в субботу утром, также молча уходила в детдом в воскресенье вечером. Самой Полин вполне хватало компьютера, чтобы не скучать. Девочка давно уже привыкла оставаться один на один со своими мыслями и проблемами. Поэтому просто ждала, каким будет решение Лены: продолжать добиваться её удочерения или же отказаться от неё. Второй вариант был намного худшим и, зная Лену, Полин о нём старалась не думать. Просто не лезла на глаза.