Возмездие за безумие

– Зря вы меня уговариваете. И про любовь мне говорить не надо. После всего, что я видела вокруг, я никогда не смогу кому-то верить.

– Господи, спаси эту бедную заблудшую душу, – Лена вознесла руки и глаза вверх. Полин снова хмыкнула:

– Ещё одно заблуждение. Ваш бог – это самоуспокоение. Я верю только в разум и свои силы. Выучила урок – получила пятёрку. Нарезала, вон, овощи, значит, поем окрошку. Иначе быть не может.

«А ведь она права, – вдруг почему-то обрадовалась Лена и даже улыбнулась. Приготовление выходило на конечную стадию: на столе появилась варёная колбаса, которую девочка тоже охотно взялась резать, позволяя Лене углубиться в свои мысли. С тех пор, как ушёл Игорь, женщина искала спасения для себя в церкви, её канонах. А на деле, нужно было просто примириться в душе с собой. Как же так получилось, что яйца учат курицу? Ведь для этой маленькой девочки вещи оказываются понятнее, чем для меня, женщины, как мне казалось, нажившей определённый опыт. Вот она сказала: рассчитывать нужно на себя, никакой бог не обучит и не накормит. И так оно и есть. Не надо всё сваливать на бога, оправдывая свои поступки наивностью, недомыслием или неведением. Мол, что с меня взять, обычного человечка, живущего на грешной земле? Дам слабину, согрешу – покаюсь. И бог примет покаяние, простит любой грех, он ведь всемогущий. Нет. Всё не так. „На бога надейся, а сам не плошай“. Истина. Истина. И за свои поступки каждый ответит сам». Бросая колбасу в общую кастрюлю, Лена снова улыбнулась:

– Как же ты выросла, Полин, за эти несколько месяцев. Ты рассуждаешь, как взрослый человек.

– А я и есть взрослый человек. Во всяком случае, человек со сложившимся мнением.

– С тобой трудно будет спорить.

– Спорить – нет, а вот противостоять – не советую.

– Ладно. Не буду. Давай, есть? – заправив холодный суп сметаной, Лена попробовала его на соль, – Нормально. Досолишь, если что.

– Досолю. Вы наливайте, а то я очень голодная.

Лена разлила приготовленное по глубоким пиалам. Когда-то они были с Игорем в Самарканде и там оценили впервые практичность этой азиатской посуды. С тех пор большие пиалы заменяли Ивановым глубокие тарелки. Лена для усиления вкуса положила в тарелку немного тёртого хрена. На еду набросились, забыв про разговор. Во время еды они даже не смотрели друг на друга. И уже только за чаем, неизменным для Ивановой после любого блюда, даже после окрошки, Лена, задумавшись, спросила: – Ну, и как же мы теперь будем жить?

Полин, сыто прислонившись к стене, закрыла глаза и мечтательно улыбнулась, почти мяукая, как любила говорить Юля:

– Хорошо будем жить. Мы уедем из этой страшной страны. Я не хочу больше жить тут. Я не хочу быть частью этой нации. Нас ждёт Европа.

– Почему Европа? – Лена спрашивала без прежней напряжённости, после еды не хотелось подвергать себя каким-то стрессам. Поэтому слова девочки она восприняла не всерьёз.

– Я там родилась, значит, имею право попросить в Испании гражданство. И деньги у нас есть. Целых четыре миллиона папы и сто пятьдесят тысяч мамы, – Девочка не просто говорила, она излагала планы. Вопрос только в том, как давно она их вынашивала.

– Откуда сто пятьдесят?

– Представьте себе. Этот хапуга Кирилл нажился на маме. Сволочь! Вот уже кого совсем не жалко.

– Полин! – взмолилась Лена, – Я прошу тебя, не ругайся. Я тебя очень прошу.

Полин, посмотрела на женщину сначала с усмешкой, но, все же пообещала больше не произносить плохих слов.«Да, у Ивановых было не как у нас, у них дядя Игорь её, наверное, и „дурой“-то ни разу не обозвал. А у нашего папашки изо рта всякая пакость лилась, как из рога изобилия. Вот и скажи после этого, что все люди одинаковы. Да, ненавидеть нацию – это, наверное, ошибка. Нужно ненавидеть отдельно взятых людей, – девочка смотрела на Лену жалея, – Дожила до таких лет, а от плохого слова краснеет. Как такую без защиты оставить? Нет, всё-таки козёл был, этот дядя Игорь. Самый настоящий урод. Чего не хватало, чтобы жить и радоваться? Погнался он за лёгкими деньгами. А расплата-то, она и наступила на горло. И всю семью под откос пустила. Жаль Ивановых. Очень жаль».

Парадокс ситуации, при которой младший и, казалось бы, слабейший жалеет старшего и сильного, тоже являлся проявлением времени. Дети, благодаря всем трудностям последних двадцати лет усвоившие, что жизнь – это не просто борьба, но и выживание, ожесточались и каменели, подставляя свои душонки взрослым, как опору. И те опирались, ибо знать порой не знали, как выкарабкиваться из сложных ситуаций. Трансформация была однонаправленной: от добра к злу, через искоренение первого, как причины слабости. Лена была права – закон джунглей пришёл из далёких стран в её страну, перевернув и народ, и понятия до неузнаваемости. Стряхивая с себя столь странное и совсем не желательное «опекунство» девочки, если не на руках, то на совести которой была не одна смерть, Лена встала и пошла с чаем в свою комнату. Снова хотелось скрыться в полумраке. Слова, протянутые, как нити, позвали Полин следом: