Возмездие за безумие

Снедаемый нетерпимым желанием, мужчина поспешил на кухню. Но никого там не нашёл. В туалете шумела вода смытого унитаза, но дверь в спальню жены была плотно закрыта. Виктор подошёл к ней на цыпочках, поскрёб деревяшку пятернёй. Тишина. Снова поскрёб. И снова никакой реакции из-за «железного занавеса». Мужчина побрёл в ванную, включил свет, стал рассматривать себя в зеркало. Обвисшие щёки и красные глаза. Пробивающаяся щетина, которую тут же захотелось побрить. Ухов взялся за станок, намазал лицо помазком, принялся брить с одной стороны. Мысли теперь переключились на предстоящий день. Вот сейчас он добреется, пойдёт на кухню и заварит себе кофе в турке. Из всех привилегий прошлого в традициях семьи осталась только эта – горячий свежий кофе по утрам из дорогих зёрен. Порошок мололи в магазине при нём: натуральную «арабику», без всяких новомодных капсул или прессовых аппаратов. Тоже мне модернизация. Задурят голову рекламой, а сами в эти капсулы чего хочешь могут насовать. Нет, его не обдуришь. Если привык есть мясо, то колбасой не заменит. А уж про кофе – тем паче. Это для тонуса, для хорошего настроения. Он ему сегодня нужен как никогда. Всё сегодня разрешится, всё станет налаживаться. Деньги он достал, квартиру выбрал. И не самую худшую. Знал ведь, что сам приучил своих девочек к комфорту и красоте.

Однокомнатная квартира, подобранная для Юли, была в старинном доме со скрытым двором, капитальной деревянной лестницей и широкой дверью парадного. Это было недалеко, где раньше жили родители в квартире, которая отошла по дарственной его единственной младшей сестре. Так решили давно умершие предки: ему – гараж и дачу, сестре – квартиру. Хорошее жильё в старом фонде: кирпичная кладка, высокие потолки, толстенные стены, прохлада летом, тепло зимой и тишина. Балкончик, не бог весть что, но столик и два стула встанут спокойно. А значит, можно будет сидеть утром за кофе, или прохлаждаться вечером после работы. Три миллиона восемьсот. Дорого, конечно. Но выбора особого нет. В прибамбасных новостройках – в два раза дороже. Потому поторопился взять. Отдаст деньги, семьсот тысяч останется на мелочи. Останется. Останется ли?

Вдруг внезапно Ухова поразило желание пойти и пересчитать отложенную сумму. Нетерпение было таким, что, не добрившись, Виктор вытер лицо полотенцем и быстро пошёл к секретеру. Открыл его и замер… Денег на месте не было.

Глава 26. «Жизнь – не холст, не перепишешь…»

Безбрежную гладь моря пронизывали яркие лучи солнца, входящие слева, и переплетались с длинными тёмными волосами, в которых запуталась роза. Лепестки цветка словно свисали с холста и просились в руки: «Возьмите меня, я такая красивая!». Золотом разливался далёкий закат над морем. Гладь была спокойной, настолько незыблемой, что хотелось дотронуться до неё. Мазки краски, выражали замысел автора в стиле сюрреализма. В нём ощущалась какая-то мощь от света, и вместе с тем беспомощность человека перед природой, ведь и женщина запуталась в лучах, как роза в волосах. И тоже стремилась найти выход. Выход? В чем? В свободе? Или в подчинении?

Галя Ухова писала картину, а мысли были далеки от произведения. И это они водили кистью, выражая подсознательно суть состояния автора на данный момент. Это благодаря им создалась такая композиция. Смотришь сначала – ничего не понятно, что-то ярко-жёлтое, какие-то чёрные волнистые линии, зачем-то сбоку розовые наляпы, а сверху бирюзовая голубизна воды. И только вглядываясь, можно было принять стрелы за лучи, полосы за вьющиеся пряди, розовые закорючки за цветок. Гале в замысле всё было ясно с первой же линии. Идея для картины пришла внезапно и полностью поглотила. Начав писать в августе, уже в сентябре Ухова показала набросок Сюзане. Подруга сразу оценила сюжет. Это она посоветовала «свесить» розу, для ассоциации со стремлением к свободе. Галя расцеловала Сюзанну и в сотый раз повторила, что любит её:

– Милая Сюзька! Какая же ты чуткая и умная. А этот сказал, что просто мазня. —Притяжательное местоимение «этот» заменяло Гале существительное «муж» вот уже который месяц. Иначе как этим, Виктора теперь меж собой женщины не звали. Да и вообще, с тех пор, как у неё завязался роман с Валерием, Галя боялась произносить имя супруга вслух. Как будто опасалась, что вот скажет сейчас: «Витя», а он возьмёт да и появится. Поэтому не называла Виктора по имени даже в прямом контакте. И самих контактов старалась избегать. С некоторых пор в её жизни было два стимула: картина и Валерий.

Картина получалась на удивление хороша. Видевшие её, не сомневались, что она продастся быстро и успешно. И Галя жила теперь только этими обещаниями. Раз картина понравилась Сюзанне, то нет никакого резона, что она не понравится другим, ведь у подруги был такой замечательный тонкий вкус. И это она подвигла Галю снова взяться за кисти. «Спасибо тебе, дорогая! Теперь я стану богатой и знаменитой».