Возмездие за безумие

Что думала по этому поводу Сюзанна? Это понять было трудно. При появлении Романа женщина отключала все телефоны, домофоны и прочие средства связи с миром и уходила в отношения с молодым человеком с руками и ногами, как в омут. Хороший секс, которого женщине не хватало многие годы, являлся самым главным стимулом для продолжения отношений. Об окружающих: их мнении, отношении, осуждении, Сюзанна не думала. Просто старалась действовать осторожно. Отказывая в вечере Кириллу. Объясняя Гале, что к ней без предупреждения приходить не стоит, даже если случилось что-то срочное. Заставляя Рому молчать об их связи и никоим образом не вспоминать о ней вслух. Последнее было самым ненадёжным фактором. Окрылённого чувством Романа так и раздирало желание поделиться о нём со всеми, хотя бы с братом. Но запрет Сюзанны, с угрозой иначе прекратить отношения, заставлял молчать. Родные, конечно же, видели перемены в Роме. Мать не узнавала больше сына, ставшего строгим, даже суровым в отчётах перед ней. Отец пытался нащупать дорожку, которая могла бы привести к объяснению поведения ребёнка. Брат хамовато и настойчиво требовал «колоться». Даже Галя, тёща, закрученная в водоворот своих проблем и неразберих разного рода, при виде Ромы осознавала, что перед ней стоит другой мужчина, именно мужчина, а не сосунок, каким она всегда его видела с дочерью: всегда чисто выбритый, со свежим подтянутым лицом, хорошо пахнущий, одетый как-то иначе. Скучные однотонные рубашки под пиджаком, требуемые дрес-кодом банка, уступили место разноцветным, но стильным, под колор которых подбирались галстук и носки. В кармане юноши появился хлопчатобумажный платок. На руке стали заметны недешёвые часы. Волосы, уложенные тщательно, блестели от геля. Брюки чётко фиксировались на талии ремнём, дорогим, тоже в тон. Кто-то явно консультировал мужчину в вопросах стиля. Кто-то учил его правилам поведения. Речь зятя стала размеренной, даже при оправданиях за поздние возвращения домой. Обращения к жене – конкретными и настойчивыми. Нервное «да» и жёваное «аллё?» ушло навсегда, уступив место самоутверждающему «добрый день!» или «слушаю вас» с обязательной оценивающей паузой. Сорные, как шелуха, «ну», «шо», «на хер надо»?» превратились в вальяжные « понял», «поясните зачем», «какой вывод следует из сказанного?». Жалобные или визгливые нотки из речи ушли, казалось, навсегда. Тембр голоса огрубел до сексуально-почтительного. Галя слушала зятя, смотрела на него и голова опытной женщины шла кругом. Теперь она понимала почему Юля влюбилась в мужа. Необъяснимым было только одно: как сама она, с её умением разбираться в человеческой психологии, раньше не рассмотрела в Романе этот золотой слиток, что заблистал только сейчас, после семи лет женитьбы. И мать стремилась хоть что-то понять, уделяя откровенным разговорам с дочерью больше времени, чем могла бы, чем того допускала грань между двумя поколениями родственников. По словам Юли, муж теперь поменялся, он стремился создать новую семью на других условиях: никакого алкоголя и прочих срывов с его стороны. Никаких капризов или отговорок – с её. Казалось – просто. А вместе с тем, он требовал невозможного для обоих, словно заранее догадываясь, что оба они не в состоянии вот так вот взять и поменяться, и забыть прошлое, и начать строить настоящее, реальное, обусловленное очерченными мужчиной рамками.