Возмездие за безумие

До встречи с Сюзанной юноше не приходилось испытывать многократный оргазм, осознавая это только потом, в течение дня. Отчего прямо на работе, иногда в присутствии сотрудников или клиентов, парня охватывал мгновенный экстаз и он, не в силах совладеть с возникшей потенцией, стыдливо потел, прятал глаза, накидывал пиджак на колени, торопливо ускользая от вопрошающих взглядов. Потом бежал в служебный туалет, обмывал лицо водой, обмахивал себя руками, пытался успокоить заколотившееся сердце, руками усмирял тело. Он закрывал глаза и считал до десяти.., пятнадцати.., двадцати… в надежде открыть их и увидеть в зеркале не мелкие точки зрачков, пронзительные и беспредельные по силе взгляда, а спокойные и беспристрастные, глядящие на людей без всякого пыла и интереса. Так требовали условия работы: холодные мысли, спокойный взгляд, сухие руки, чёткая речь. А на юношу смотрело из зеркала сведённое мгновенно возникшим желанием лицо с дрожащим подбородком, руки влажнели, а сконцентрировать взгляд не получалось совсем. Да ещё трусы намокали от поллюции, как у подростка в тринадцать лет. Страх! Стыд! Он – любовник! Рома ещё больше краснел и снова окатывал лицо холодной водой, но успокоиться не мог. Тогда он, сдерживая себя хоть как-то, выходил на улицу со стороны заднего дворика здания банка, садился на ступени каменной лесенки, клал голову на скрещённые руки и так сидел, слушая удары сердца. А оно молотило так, что казалось, сотрясается всё тело. Но поза делала своё дело, и уже через некоторое время всё приходило в норму. Шум в голове утихал, руки снова становились сухими. Можно было возвращаться к рабочему столу. Рома шёл через первый этаж в своё бюро и спиной ощущал взгляды на себе: у кого заискивающие, у кого сочувственные, но чаще просто насмешливые. Бороться с приступами «банального вегето-сосудистого дисбаланса на фоне гормонального выплеска», – как это охарактеризовал врач, которому Роман доверил свою тайну, казалось невозможным. Не думать, по совету медика, о том, что вызвало приступы, означало отключить мозг совсем. Такое было возможно только под общим наркозом, ибо даже во сне, рядом с причиной всех своих разбалансировок, Киселёв просыпался в поту и сперме.

Любовь, о которой столько говорили и писали, пришла к юноше вот так внезапно, со стороны, с какой не ждал, и не отпускала. Отсюда было и безразличие к жене, и полная безотчётность перед всеми за ночи, проведённые вне супружеского дома, и совершенная, проклюнувшаяся гордость за себя. Шаг мужчины удлинился, плечи расправились, голова возвышалась гордо, взгляд поглощал всех, идущих навстречу. Словно одним своим видом хотелось сказать: « Я – человек, мужик, и себя таковым ощущаю».