Возмездие за безумие

Ожидая тридцатого ноября, дня, когда он должен был окончательно оформить покупку однокомнатной у нотариуса, Ухов даже бросил пить. Время словно сжалось вокруг него и часы тикали в висках: тик-так, тик-так, тик-так, вызывая головную боль и бессонницу. Он снова стал курить: ночью, на лоджии, одну за другой. Напротив, на углу по Атаманской пугали близостью очертания строящегося здания, в котором никто так и не знал, что будет. Далеко за парком, за высотками, блестела река. Из-за тепла ночи были светлыми, прозрачными. Виктор задумчиво глядел вдаль, мечтал наконец-то избавиться от нависших проблем и заняться извозом. Жить на заработанное извозом было нельзя. Прожить – пожалуй. А из забот – только следить за машиной. Это тоже капитал из семейного бюджета. Но ничего, утянут пояса, станут жить тысяч на пятнадцать, и столько же, по возможности, откладывать каждый месяц. Глядишь, за год насобирают тысяч сто пятьдесят, сто восемьдесят. За пять лет будет уже миллион в кармане. Неплохо. И долгов никаких. А если и Гале пойти работать, то и больше получится. Ухов спокойно думал о том, что теперь Гале деваться некуда, очевидно придётся идти работать. Хватит сидеть на его шее. Пусть на своей шкуре почувствует, что значит работать, как её мамаша, кассиршей в супермаркете. Может тогда пилить не будет, что денег нет. Да, пусть идёт. Она ведь всегда повторяет, что лучше работать весь день, чем вот так на обслуге всех домочадцев. А если он, Витя, купит квартиру для Юли, то и у дочери начнётся новая жизнь, матери руки развяжет, появится стимул, пойдёт на поправку. Верка, шельма, дрянь, сказать нечего, но с другой стороны – подруга, поможет. Они с Юлькой с песочницы вместе, так что есть у дочери крепкое плечо. А Рома теперь пусть гуляет. Да. Так ему и сказать: гуляй, сквознячок. Не сумел бабу сделать счастливой – иди куда подальше. И сватов тоже надо будет послать. Ох, с каким наслаждением выскажет им напоследок Витя всё, что думает об их ненужной порядочности, прямо-таки лизоблюдстве перед нынешней властью. Тоже мне, исусики. Другой бы на месте свата так свою жизнь устроил, что и одного сына, и другого не просто бы жильём снабдил, а места пригрел им покруче. Чтобы не чужие деньги Рома в банке считал, а свои. Эх, да что говорить, его бы, Ухова, на такое место в мэрию. Вот он бы развернулся. А Вадим Николаевич – слизняк. Говорит и оглядывается. И Рома таким же слюнтяем вырос. Потому и пьёт. Молодой, а уже алкаш.

Все эти мысли роились в голове Виктора Ухова каждую ночь. И каждую ночь он строил их то в одном порядке, то в другом: то сначала хотелось поквитаться со сватом, потом вдруг умилялся от мысли, каким будет лицо жены, когда ей придётся идти на биржу труда, то злился на Юльку, из-за непутёвости которой теперь остался без дела и без денег. Взятые у Иванова пять тысяч долларов придётся отдать. Куда их теперь? Ни к чему они. Отдать их, продать офис – небольшую комнатку на втором этаже, что прикупил для ведения дел, при станции техобслуживания на выезде из города. Там же арендовал паркинг для тягача. Там же ремонтировал свою технику. Туда же привёз для продажи прицеп, за который вообще всего полмиллиона монет дали, вместо восьмисот тысяч, как просил. Купил какой-то армянин, а потом хозяин техстанции проговорился, что прицеп выкупил тот, кто его арендовал. Крысы. Рвачи. Всё им мало. Нагрели… Эх, да что уж теперь. Теперь лишь бы всё сбагрить с плеч.

И такие желания были у Ухова на протяжении всего времени ожидания.