Возмездие за безумие

Двадцать девятого ноября Виктор принёс домой четыре с половиной миллиона, вырученные за машину и прицеп, уточнил про оформление сделки на завтра, тут же перезвонил Вере и предложил девушке явиться к нотариусу лично с Юлиным паспортом. Деньги Ухов положил в секретер в стенке, в котором раньше было много бумаг, а теперь лежали две-три платёжки. Закрыл секретер ключом, торчащим тут же, и вышел в коридор. Дома было непривычно многолюдно и весело: Галя пригласила Рому и Юлю, пришла от Ивановых Полин, на огонёк заглянули Сюзанна и Кирилл, давно не видевшие девочек. Виктор хотел пройти на кухню, но Галя остановила его на пороге и стала отчитывать за какое-то полотенце, которое он якобы разорвал в ванной. Никакого полотенца Ухов не рвал, поэтому, разозлившись, пошёл в «Магнит» внизу дома за водкой. Вернувшись с бутылкой, Ухов радостно отметил, что несносная соседка своевременно поняла его намёк о незваных гостях и уволоклась вместе со своим дружком, надушенным до дури. Виктор вздохнул: «Твари. Корчат из себя что-то. Пыль в глаза пускают. А по сути что он, что она безработные. Перебиваются пособием бывшего мужа и тем, что скупают за бесценок произведения искусства, а потом продают их втридорога. Вот и Гале уже пообещали какие-то жалкие крохи. Дура жена. Повелась. А, да и бог с ней. Сейчас не до этого». Виктор налил на кухне себе и зятю по стопарику, выпили за всё хорошее. Юля сидела соглядатаем: худая, синяя, но с улыбкой на лице, что уже радовало само по себе. Гали на кухне не было: уговаривала в спальне Полин вернуться домой. Младшая дочь сопротивлялась, но не с такой яростью, как три недели назад. Все же дом есть дом. А спать с Верой – не лучше, чем с мамой. От мамы всегда так приятно пахнет. А Вера покуривает. Да и вообще, не родная она, хотя, конечно, и хорошая. И, вернувшись к Ивановым вечером двадцать девятого, Полин Ухова так и сказала, что ночует у них последнюю ночь. Игоря дома не было, где-то задерживался по работе, а мать и дочь порадовались, что у соседей жизнь становится на прежние нормальные рельсы. Вера же про себя подумала, что после завтрашней покупки и вовсе заживут они все как раньше: без злобы и взаимных претензий друг к другу. С тем и заснула. С такими надеждами и проснулась тридцатого ноября, глядя на занимающийся день за окном и сопящую на раскладном кресле Полин.

Утро последнего осеннего дня года начиналось для Веры Ивановой не только красивым восходом солнца, но и радужными надеждами на то, что сегодня наконец-то её подруга приобретёт личное жильё, а с ним и свободу от всех, кто причинил ей так много боли. Галя в процесс посвящена не была. Виктор предполагал рассказать жене всё потом, когда угроза шантажа со стороны девчонок отпадёт.

– Всё, Юлька, я свою миссию выполнила, – заверила Вера по телефону, собираясь к десяти утра в нотариальную контору.

Глава 25. «Выговориться… Покаяться? Простить друг другу всё?»

Если в сентябре Роман Киселёв был удручён и не видел в жизни никакой перспективы, то в октябре парень ожил, а в ноябре и вовсе расцвел. Характеристика, применяемая привычно к юным девушкам, вдруг и внезапно, в силу чего-то превращённых из мерзких куколок в красивых бабочек, и ставших привлекать внимание окружающих, оправдывала тавтологию: расцвел, что называется, полным цветом. Выше среднего роста, приятной внешности, из-за поведения юноша казался раньше незаметным. Так бывает: ходит рядом какой-то человек, создавая общую массу; вроде есть, а когда нет, то тоже не беда. Но вдруг, при каких-то обстоятельствах он становится настолько значимым и важным, что его присутствие становится сразу заметным, а отсутствие омрачает существование. Так случилось и с Ромой. Будучи мужчиной и мужем до того, как он переехал жить к Сюзанне, настоящим самцом Киселёв себя ощутил лишь пару недель после переезда. Близость такой женщины, как Сюзанна, очень скоро превратила целомудренные вечера в бурные страстные ночи. Мирно беседующие сопереживатели стали пылкими любовниками. Трепетный свет глаз при великодушных разговорах о жизни и судьбе близких людей однажды превратился в жаркий огонь любовного пламени, пожирающего теперь их обоих при встрече. Случилось это однажды тёплым сентябрьским вечером. Они сидели на кухне, пили травяной чай, беседовали и вдруг, в какой-то момент поняли, что не могут оторвать друг от друга глаз. Так и остались, слитыми, тут же, на ковре на кухне. А потом в спальне, в ванной, снова на кухне и, наконец, в коридоре, перед уходом молодого мужчины на работу. В ту ночь Сюзанна буквально истощила Романа, вытягивая на поверхность всё нерастраченное. Она как колибри щебетала над ним, собирая хоботком с молодого тела нектар и вводя юношу в столбняк. А утром, пошатываясь на пути к банку, Роман вспоминал о случившемся и готов был расплакаться от радости, что с ним такое произошло. Он никогда не думал, что отношения в постели могут быть такими по накалу и отдаче.